Ключи счастья. Том 1 - Анастасия Вербицкая (1993)

Какой горячий у него голос! Или это от шепота? Она не видит его лица под деревьями. От его поцелуев кружится голова.

— Я ничего не боюсь… Поедемте?… Это последняя ночь… А там будь что будет!

Как странно! Точно в сказке…

Накинув плащ, она сидит на седле впереди, в его объятиях. Лошадь медленно взбирается по круче, мимо креста. Мимо рощи, где ждал ее Ян… Он целует ее волосы, виски, ее уши. И мороз и огонь бегут по спине, по всему телу.

Должно быть, это сон… И сейчас она проснется.

Вот и Липовка. Не доезжая до решетки, он соскакивает. Снимает Маню.

— Подождите меня здесь одну минуту… в тени… Я отдам лошадь конюху.

Как странно сидеть тут одной, на дороге, в темноте! И ждать… Черный плащ сливает с ночной мглою силуэт ее… Как высоко небо! Как ярки звезды!

«А что будет со мною через год?…»

Идет… Как знает она его шаги! Его вкрадчивую походку…

Берет ее за руку… Они идут, обнявшись.

У ворот вырастает темная фигура.

— Вы, Остап?

— Я, Марк Лександрыч.

— Ложитесь, Остап! Мне ничего не нужно. Старый хохол флегматично надевает шапку и медленно бредет в сторожку.

Какое ему дело, кто там стоит в черном? Хлопец или дивчина? Пусть стоит! Пятнадцать лет он верой и правдой служил покойному Шенбоку, а теперь его сыну. Много к пану ходят по ночам людей. Много ночует у него пришлого народу. Ночью придут, а на заре выйдут Еще не так давно жила тут с неделю бабуся. Он один видел, как пан вел ее ночью в палац. Может, это ее искали по всему уезду? А ему что за дело? Паны ему платят хорошо, дай им Бог здоровья! Как князья платят. А старый Остап умеет молчать. И глаза его не видят, когда видеть не надо…

В кабинете горит камин, закрытый высоким японским экраном.

Огня нет. Спущены тяжелые шторы. И даже ставни закрыты. Как таинственно! Как будто они оба отрезаны от мира…

Дом спит. Впрочем, кто живет в этом доме, кроме Марка и страшного дяди. Слуг здесь никогда не видно. И все делается беззвучно и бесшумно. Точно по волшебству.

Каждая минута полна значения…

Он обнял ее. Его рука лежит так высоко нынче! Почти у груди ее. Ей страшно чего-то…

Она тихонько берет его пальцы и отстраняет их.

— Маня, говорите мне о себе! О детстве, о гимназии, о ваших первых грезах… Дайте мне заглянуть в эту маленькую загадочную душу! В этот запретный мир девичьей мечты! Думайте вслух! Как будто меня тут нет.

И Маня говорит, как в забытьи, как в бреду, полушепотом… О том, как любила она картину… ангела с неумолимым взглядом и гордым профилем. Как она мечтала о нем годы! Как мучительно ждала его. И верила, что встреча будет когда-нибудь. После смерти. В другом мире…

— И я хотела умереть… Я отворяла на морозе фортку и, голая, высовывалась и дрогла. И кончалось все только насморком. Помню, я дала себе срок — жить только три месяца, до Пасхи. И Умереть в первый день. И я стала худеть и таять. И стала такая апатичная. Силы мои уходили с каждым днем.

— Это ужасно! Дитя мое… Вы действительно могли погибнуть. Что же спасло вас?

— Вы не поверите. Концерт. Да… Концерт, в ковром я танцевала под музыку.

— Характерные танцы?

— Нет!.. Нет… Свое… Ах, Марк, это у меня единственный талант! Я родилась балериной. «С поразительным чувством ритма»… как говорил наш учитель, Когда я слышу музыку, мне хочется двигаться! Это неудержимая потребность. Страсть. Сначала надо мной смеялись… Потом стали восторгаться…

— Понимаю… Вы танцуете свое, как знаменитая Айседора Дункан?

— Ах, не говорите мне о ней! Я не могу вспоминать ее грязные пятки! Она так неэстетично изгибает руки! Она так плохо сложена!

— А вы?