Ключи счастья. Том 1 - Анастасия Вербицкая (1993)

Теперь, когда душа моя раскрылась вся; когда я, встретив вас, выросла на голову, — я поняла сладость любить. Не быть любимой, а любить самой, Николенька. Я ставлю крест на прошлом. Я живу сызнова. Я была русалкой без души. Любовь к вам сделала меня женщиной. В моей натуре, эгоистичной, упрямой, причудливой и непокорной, открылся клад. Это нежность. Не знаю, так ли любит мать свое дитя? Но и я, как ребенка, хотела бы оградить вас от горя. Хотела бы вырвать у судьбы ваше счастье, даже отдав в выкуп всю мою кровь, до последней капли… Маленький мой, чувствуете ли вы эту великую жалость к вам? Я плачу… Но это счастливые слезы. Вы дали мне их. И я не смогу ни забыть, ни разлюбить вас. Ваши обиды, ваши оскорбления… Я их предчувствую. Прощаю их вам заранее!

Когда я любила Яна, жизнь казалась мне дорогой, залитой солнцем. Мы идем с ним рука об Руку в золотую даль. А цветы кивают нам головками. И жаворонки поют нам высоко вверху наш свадебный гимн.

Но почему я никогда, даже во сне, не вижу себя и вас идущими рука об руку по такой дороге? Почему чувство мое соткано из грусти? И не потому ли люблю я вас так беззаветно, что в моей жизни ей мелькнете, как греза?

Но что я буду делать без вас, Николенька?

Переживает ли мать смерть сына? Поэт — утрату вдохновения? Захочу ли я жить в пустыне?

Если б я имела от вас ребенка! С таким же лицом, с такими же ручонками! Вас, Николенька, в миниатюре! Бить может, я. пережила бы тогда разлуку и ваше охлаждение.

Я не знаю, чего ей от меня хотите, чего потребуете. Я — ваша. Только одного не надо: обязательств. Будем уважать любовь, которая нас избрала из тысячи других. Это божественная тайна, Николенька. Преклоним перед нею колени. Нет вчера. Нет завтра. Не будем искушать судьбу! Я боюсь, Николенька. Я боюсь…

Любите меня, как Голо полюбил Мелизанду[54]! Он нашел ее в лесу. Что знал он об ее прошлом? Но он прижал ее к сердцу, полному святого сострадания. И разве тайна мешала его счастью?

Можете ей меня так любить, Николенька? Без вопросов, без сомнений?

Нынче, в полночь, я жду вас… Это час привидений. Кончена реальная жизнь. Колдуют неведомые силы. Я верю в них. Боги не умерли еще на земле. Пусть они нашепчут вам сладкие чары. Пусть опьянят вас воспоминаниями! Вы придете, Николенька, если вы меня хоть чуточку любите. Приедете верхом по старой дороге, к большому тополю. Никто нас не услышит. Мы забудем условности. Мы будем как боги. Сказка свершится…

Ваша Мари

Ты получишь это письмо днем. Быть может, сомнешь его и гневно скажешь: нет! Но подожди о ночи…

Ночью умирает наше «я», которое днем жило, страдало, боролось и каялось. Ночью живет наше другое «я», которого мы не знаем, которого мы боимся. Но оно сильнее нас. Оно прекрасно, ярко. Оно непобедимо. О, я это знаю, Николенька! Я это знаю теперь…

Перечти это письмо вечером. Выйди на дорогу и посмотри вверх… Глядел ли ты когда-нибудь в звездное небо? Не мельком, как смотрят все кругом. А долго и пристально? Тогда тебе знаком трепет перед Бесконечным.

Погляди на звезды. И пойми, как коротка наша жизнь, как мимолетно счастье.

Николенька, ты придешь!

Жду тебя! Жду…

И он едет.

Как может он не ехать? Эта бумажку облитая слезами, вся в кляксах, такая смешная, с детским странным почерком, — взбудоражила, поставила в его душе все вверх дном. Он, как живую, чувствовал ее на своей груди весь день. Она жгла его пальцы, когда он ее читал и перечитывал.

«Да. Она психопатка. Несомненно. Но какая зрелость чувств! Какая глубина мысли в таком ребенке! Но что мне делать, когда я люблю ее? Буду трезв и суров», — говорит он себе, дрожа, как в лихорадке, когда старый тополь выступает из мглы. «Если она в аффекте, то ведь я-то нормален и умею держать себя в узде. Я скажу ей нынче, что если…»

— Это ты! — летит навстречу страстный звенящий крик.

Лошадь встала на дыбы.

— Мари! Назад!.. Она убьет вас…