Все девочки взрослеют - Дженнифер Вайнер (2011)

Тетя Элль кивнула. На ней был блестящий саронг из розового шелка с серебряной нитью, повязанный вокруг джинсов, серебряные балетки и тесный черный топ с глубоким вырезом. Волосы она убрала под серое твидовое кепи, украшенное шестью булавками со стразами разных размеров. Элль сверкала и звенела на каждом шагу. Я шла за ней в брюках хаки и кедах, которые мать заставила меня надеть («Ты весь день проведешь на ногах, Джой, еще скажешь мне спасибо»), и ощущала себя серой мышкой.

— Прежде чем купить хотя бы пару штанов, надо понять, с чем имеешь дело, — объясняла Элль.

Она спрыгнула с эскалатора и положила руки мне на плечи, удерживая на месте. Я прикрыла слуховой аппарат волосами, втянула живот, выпрямила спину и замерла. Мимо шли толпы хорошо одетых женщин. Элль легонько коснулась моей головы, провела рукой по волосам, обошла кругом, удовлетворенно улыбнулась и повела к следующему эскалатору.

— Приблизительно размер четвертый или шестой. Хорошие пропорции. Превосходное сложение. Пожалуй, розовый, — рассуждала она. — Не желтый. Определенно не красный и не голубой. Сандалии, укладка... — Элль подалась вперед и взяла прядь моих волос. — Видела те бисерные «Проенца Шулер»? Умереть и не встать.

— Гм... дело в том...

Я не знала, с чего начать, но не сомневалась, что «бисерные “Проенца Шулер”» несовместимы с «Больше трех сотен не тратить» — последним напутствием матери. На вокзале мать отдала мне кредитку и велела не разговаривать с незнакомцами, не потерять кредитку и не забыть пакет с едой. Пришлось напомнить, что я еду по магазинам, а не в Амстердам. При слове «Амстердам» ее лицо омрачилось, но она лишь поцеловала меня и пожелала удачи.

— Понимаешь, мне надо уложиться в определенную сумму.

— Знакомая песня, — протянула тетя Элль. — И сколько мы можем прогулять?

— Три сотни, — ответила я.

Тетя Элль пришла в ужас. Можно подумать, я залепила ей пощечину.

— На два платья, — еще тише добавила я.

Тетя Элль недовольно покачала головой.

— И где же водятся платья за полторы сотни долларов? В «H&M»?

Я прикусила губу. Моя блузка была родом из «Н&М».

— Возьми меня за руки, — попросила тетя Элль, когда мы сошли с эскалатора.

Она протянула ко мне ладони. «Паранормальная чепуха тети Элль», как иногда говорит мать. Я не сопротивлялась.

— Закрой глаза.

Я закрыла.

— Представь платье.

Я попыталась, но перед глазами была лишь темнота.

— Вообрази платье, — пропела тетя Элль. — Стань платьем.

Я сосредоточилась изо всех сил и на этот раз увидела прекрасное платье с тесным атласным корсажем и летучей тюлевой юбкой. Вот только в платье была не я, а Эмбер Гросс. И все же дело явно пошло на лад.

Тетя Элль медленно и громко выдохнула, отпустила меня, выхватила серебряный сотовый телефон из кожаной сумочки, расшитой бисером, и набрала мамин номер.

— Кэнни? Да. Да, она здесь. Все хорошо, — Элль замерла, вздернув подбородок. — Нет, мы еще не нашли платье. Прошло всего полчаса! Ты с ума сошла?

Она закатила глаза и одними губами проговорила: «Дурдом». Я улыбнулась.

— Надо обсудить бюджет, — продолжила Элль. — Да. Да, я в курсе... но Кэнни, серьезно. Три сотни долларов? — Пауза. — Ладно, но ты знаешь, сколько стоят вечерние платья?

Еще одна пауза.

— Да, именно так, вечерние платья. Ей нужно вечернее платье.

Элль схватила меня за локоть и повела по коридору. На стенах сверкали серебряные имена дизайнеров. «Нарцисо Родригес, — читала я, — Зак Позен. Армани. Валентино. Марчеза». Я беззвучно проговаривала слова, словно пробуя их на вкус.

— Кэнни, сейчас у меня нет времени объяснять тебе разницу между просто платьем и вечерним платьем.

Тетя Элль сдернула со стойки белое платье с одним рукавом, приложила ко мне, нахмурилась и повесила обратно.