На перекрестке - Ирина Быстрова (2007)

— А из-за чего же? — Он продолжал удивленно смотреть на меня.

— Из-за тебя.

— Из-за меня? — Удивление его достигло предела.

Я опять мысленно вышла из автомобиля. И вновь захотелось посмеяться над этими людьми в салоне. Вот только смешок теперь должен был быть не истерично-громким, а горьковато-тихим, эдакой усмешечкой: мол, мужчина, кончайте валять дурака, а вы, дамочка, кончайте сидеть с таким лицом, будто вы и вправду рассчитываете, что из этого разговора выйдет какой-то толк.

— Я пойду, — сказала я и открыла дверцу машины.

— Куда? — Павел всем телом подался за мной.

— Домой.

— Как домой?

— Да так. — Я пожала плечами и высунула наружу правую ногу.

— А родители? — воскликнул он.

— Что? — Я нахмурилась.

Ах да, мы же ехали к его родителям. Я наконец-то вспомнила: у них сегодня сорок пять лет совместной жизни. Как же они так долго протянули? Впрочем, может, мадам Самойлова, в отличие от меня, была не такой привередливой? Или отец Павла не давал ей поводов для беспокойства? Собственно говоря, меня все это не очень интересовало. Ехать к ним я не собиралась. И до этого-то не сильно хотела, а теперь так и смысла в этом не видела. Павел, однако, думал иначе.

— Я обещал, — буркнул он. — Маман обидится.

— Что ж делать, — ответила я. — Она все равно меня никогда не любила.

— Она стала лучше относиться к тебе, — повторил Павел.

— Это не повод, чтобы ехать…

— А что тогда повод? — Он набычился.

Надо же, а ведь совсем недавно держал мою сторону, когда речь заходила о его родителях. Что изменилось-то? Не понимаю.

— Повод, — я высунула наружу вторую ногу и теперь сидела к Павлу практически спиной, — это если бы у нас с тобой были прочные отношения. Вот тогда это повод вместе посещать юбилеи наших родителей и делать еще кучу подобной ерунды.

— У нас прочные отношения, — объявил мне в спину Павел.

— Да?! — Я круто развернулась к нему, отчего в шее больно стрельнуло.

— Конечно. — Он смотрел на меня ясными глазами. И похоже, верил в то, что говорил.

— Ладно, — я отвернулась и принялась выползать из машины, — пока!

— Хорошо, — услышала я, — скажу им, что ты приболела.

Я приболела! Нет, ну как вам это нравится? Хотя, по правде сказать, я чувствовала себя разбитой. Уставшей. Ломота в суставах и шум в ушах. Хотелось забраться в дальний уголок и отлежаться там, слушая какую-нибудь умиротворяющую музычку. И может быть, наконец-то собрать все свои мысли в кучу.

— Нам надо поговорить. — Павел тоже вышел из машины и теперь стоял, опершись на дверцу. — Когда ты остынешь.

— Наверное, — уклончиво ответила я.

Поговорить… Опять начнет просить прощения. Как маленький. Прощение просят, когда… когда… ну, к примеру, на ногу наступают. «Прости меня, я больше не буду» — вот фраза, которая возникает в голове, когда я слышу о прощениях и всем, что с ними связано.

— Может, завтра, — предложил он.

— Может.

— Я позвоню.

Я кивнула.

— Как же ты отсюда доберешься домой? — спохватился он.

Как будто мы посреди бескрайней степи, где до ближайшего селения сотня верст.

— Сяду на Пушкарской на маршрутку, — пробормотала я.

— Ну ладно…

Я побрела к переходу. Краем глаза увидела, как его машина двинулась от остановки и покатила по направлению к центру.

Поехал поздравлять родителей. Повез им этот безумный пестрый букет. Безвкусный, кстати. Но беспардонно веселый. Мадам Самойлова будет в восторге. Правда, она в восторге от всего, что делает ее мальчик. А что это я исхожу ядом? Все мамашки такие. Для меня тоже Иринка — свет очей.