Закрыв глаза - Федериго Тоцци (2012)

И они пошли дальше. Но чуть погодя Антонио схватил Пьетро за руку, и когда тот остановился, заглянул ему в лицо. Издевательски засмеялся:

— Молчишь?

С плюнул на траву и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Я пошел назад, — сказал Пьетро.

— А я нет. Хочу с ней поговорить. А ты иди.

— Ты тоже возвращайся.

Он не хотел, чтобы Антонио с ней виделся. Но тот шел вперед, и Пьетро пришлось сделать то же самое.

Они как раз дошли до гумна, когда в дверях показалась Гизола. Она шла звать деда с поля и уже поравнялась с красивой черешней, стоявшей при одном из рядов виноградника, когда Антонио, проявляя галантность, поспешил ей навстречу. Но Гизола улыбнулась Пьетро приветливей и дала понять, что остановилась ради него.

Тогда Антонио бросил их одних и полез рвать черешню. Пьетро спросил:

— Ведь правда, ты любишь только меня? Признайся. А если нет…

— Только вас, — отвечала она нежно. — Но Антонио против.

Пьетро неуверенно глянул вслед другу.

Гизола, заметив это, спросила:

— Не верите?

И покачала головой. Такое глубокое спокойствие прозвучало в ее голосе, что он тут же воспрянул духом.

— Но главное, чтобы он не заметил. Зачем вы его сюда водите?

Он подумал: она упрекает за то, что они не одни, ее это мучает.

Залюбовавшись ее красотой, Пьетро забыл обо всем, что говорил Антонио.

Тем временем Антонио, видимо, что-то задумал и вернулся к ним. Он ел черешню горстями, а потом выплевывал все косточки разом, помогая себе пальцем, если они застревали во рту. Пьетро бросило в дрожь, он сорвал у него с пальца пару повисших на черешке ягод.

— Чего хватаешь? — воскликнул Антонио. — Дал бы лучше Гизоле.

Пьетро не нашелся с ответом: он хотел угостить Гизолу сам, без подсказки, и теперь неловко застыл с черешней в руке. Но тут Гизола пришла ему на помощь:

— Я сама сорву.

Какой доброй и умной она ему показалась!

Но Антонио не растерялся:

— Если не достанешь, я наклоню ветку.

Пьетро заметил, что он не упускает ни малейшего случая услужить, но Гизола, которая предвидела и это, улыбнулась и сказала:

— Не нужно.

Это прозвучало с вызовом, так что Пьетро вздрогнул от неожиданности. И подумал: «Почему я не догадался предложить это первым? Теперь уже поздно! А как бы она обрадовалась, если бы это сказал я!»

Они молча переглянулись, все трое, и на какой-то миг им почудилось, что они друзья, а взаимная неприязнь пропала. Они почувствовали, что ко всему, что было сказано, надо добавить еще что-то.

Гизола повеселела: она откидывала волосы и играла лямками передника, словно предлагая их развязать. Но Пьетро казалось, что если он не найдет, что сказать, она сейчас уйдет.

Комель у черешни был черный, с красноватым отливом, но нему шли глубокие, похожие на щели трещины, полные твердой и блестящей смолы. Одна вереница копошащихся муравьев лезла вверх, другая рядом — спускалась. Рядом на примятой траве была лужа: смесь медного купороса с известью. Над грядкой клубники нависало фиговое дерево — гладкое, без единого листочка на спутанных ветвях. Кожица у него была бело-розовая. В канавах, вырытых между обрезанными красными ивами, квакали жабы. На небе было ни облачка, но от вскопанной земли шел пар — поднимался к верхушкам виноградных лоз и таял.

Антонио увидел, что Пьетро отвлекся, и толкнул его. Чтобы не упасть, Пьетро шагнул вперед, к Гизоле — но не проронил ни звука, чтобы Антонио не вздумал побить его прямо здесь. Ему почудилось, что от нее исходит странный аромат — крепкий и манящий. Почудилось еще, что она хотела раскрыть ему объятия, и это его потрясло: «Что если б она и вправду меня обняла?»

— Быть не может, что ты к нему неравнодушна, — сказал Антонио Гизоле. — Не видишь, какой он урод?

— Неправда, — отвечала Гизола из уважения к хозяину, но так, чтобы Антонио не обиделся. И добавила: — Вам-то какое дело?