Украденное счастье - Тарокнахт Гонгопаддхай (2007)

— Сколько людям ни давай, все им мало. Если б я могла каждый месяц кое-что откладывать, мне и беспокоиться было бы не о чем. Но так не выходит! Пять человек на шее сидят. Точно глупые, ничего не хотят понять. Была бы у них совесть, не пришлось бы мужу трудиться одному с утра до вечера. Совести у них нет. Да и плохо ли жить на всем готовом, — с раздражением закончила Промода.

Она бы говорила еще, но такая взяла ее досада на глупость мужа, что даже слезы из глаз полились. Соседки, которые всегда, особенно если приходилось им занимать у Промоды масло или соль, любили говорить: «Промода высокого происхождения, она всегда такая спокойная, красивая… А какие у нее глаза! Большие, словно стручки спелого гороха! А какой прямой нос», — теперь растаяли, стоило Промоде заплакать. Некоторые из них тоже стали всхлипывать, другие же принялись корить Шоролу. А маленькая толстая вдова Дигомбори, которая оказалась тут же, так та особенно разошлась.

— Не побоюсь сказать правду! — кричала она. — У Шоролы очень уж длинный язык. А вот Промода не такая! Муж ее всю семью содержит, а она и то не кичится. Никто от нее грубого слова не услышит!

Известно, что все шакалы отзываются, стоит одному завыть в джунглях. Так и тут. Вслед за вдовой Дигомбори все женщины напустились на Шоролу. Начали с ее языка, а потом принялись судить всех женщин вообще. В конце концов решили, что за исключением Промоды все женщины плохи.

Подумайте, читатели, о человеческой природе, и вы поймете, что в речах иногда уходят дальше того, что есть на уме. Взять хотя бы стариков. Называют они юношей молокососами, а сами не колебались бы ни минуты, когда б могли снова помолодеть. Конечно, пора юности — ни с чем не сравнимое время. Все хотят быть молодыми. Юнцы лихо закручивают усы, а старики чернят их краской. И когда старики употребляют презрительное словечко «молокосос», то оно ни в коей мере не выражает их истинных чувств.

Ошеломленная словами вдовы Шорола молчала, в ее глазах стояли слезы. Торговец решил, что ждать ему больше нечего, и стал собираться. Увидев, что он складывает свои товары, Шорола перепугалась. Что Же теперь делать: и Гопал убежал с флейтой, и заплатить за нее нечем. Не зная, что ей предпринять, она глубоко задумалась и не заметила, как подошел к ней торговец. Маленькая толстая Дигомбори спросила его:

— Заплатили тебе за флейту?

— Не надо мне от них ничего. Пускай берут даром. От этого не обеднею, — ответил торговец.

Слова его совсем расстроили Шоролу. Едва взглянув на нее, торговец сразу понял, как тяжело было ей получить эту флейту даром. И чтобы как-то утешить Шоролу, он сказал:

— Не волнуйся. Я часто бываю в этих местах, заплатишь в другой раз.

Шорола немножко успокоилась, зато Промода осталась недовольна таким исходом дела. Соседки же с усмешкой доглядывали друг на друга.

НА ЗОЛОТОМ ДЕРЕВЕ — ПЛОДЫ ЖЕМЧУЖНЫЕ

С тяжелым сердцем пришла Шорола домой. Покончив с обычными домашними делами, она присела отдохнуть. Теперь, наедине сама с собой, она могла поразмыслить о том, что произошло сегодня.

Хорошо, если женщина может положиться на своего мужа. Разве не в уме мужа черпает она силу и разум? А где Шороле взять такую поддержку? Бидхубхушон все дни проводит у соседей. Домой заглянет, только когда есть захочет. На хозяйство никакого внимания не обращает, Даже пайсы заработать не умеет. Песни, музыка да карты — вот на что он тратит все свое время.

Люди, характер которых не отточен образованием, обычно бывают горячи, не умеют сдерживать себя. Таков был и Бидху. По пустякам, правда, он не сердился, но, разойдясь, не скоро успокаивался. Однако поссориться с братом для него было немыслимо; ведь это все равно, что поссориться с отцом.

Обо всем этом передумала Шорола, не зная, рассказывать мужу о случившемся или нет. Сказать — какой толк: особой помощи от него не получишь. А похоронить горе в своей душе — тоже покоя знать не будешь.