Будь со мною нежен - Киран Крамер (2015)

– А ты помнишь когда в последний раз был в «Паруснике»?

Харрисон, прищурившись, посмотрел на океан.

– Думаю еще школьником, с фальшивым удостоверением личности: больно уж хотелось увидеть выступление любимой группы «Хулиганы». Помнишь таких?

Тру прикрыла глаза от ярких солнечных лучей.

– Да. Они вроде бы не играли кантри?

– Точно. Лишь альтернативный рок. Но гитарами они владели мастерски и работали на удивление слаженно. После концерта я вызвался помочь убрать со сцены оборудование и спросил, каково это – гастролировать в режиме нон-стоп. Признался, что тоже хотел бы играть.

– И что они?

– Подтвердили, что концерты – это классно, и не важно, на какой площадке выступаешь. Любимую музыку, что в Тадж-Махале, что в забытой богом дыре, всегда исполняешь с одинаковым энтузиазмом.

Они помолчали. К чему разговоры, когда есть солнце и песок? Они брели бок о бок, вдыхая морской воздух, слушая шелест набегавших на берег волн… Широкие ступни Харрисона отливали загаром. В годы юности он часто ходил босиком.

И это были самые счастливые, тихие, сверкающие минуты… Впервые за долгое время Тру чувствовала подлинное умиротворение.

– Я верю: то, чем ты занимаешься сейчас, – твоя судьба, – решилась она наконец прервать тишину. – Твой успех не случаен.

– Я мечтал выбраться из «Рая песчаного доллара», несмотря на то что в детстве любил эти края.

Ей страшно хотелось взять его за руку, сжать ладонь, но она не посмела.

– Прости, что в школе я держалась в стороне.

Харрисон отрицательно покачал головой.

– Я предпочел бы не затрагивать вопрос давно минувших дней. Стараюсь жить настоящим.

– Поэтому ты никогда не приезжал в Бискейн?

– Ты весьма проницательна.

Вдруг она остановилась и, нагнувшись, подняла с песка «песчаный доллар». Ракушка была целая, и Тру протянула ее Харрисону.

– Держи. На память. Говорят, «песчаный доллар» приносит счастье. В чемодане она сломается, так что лучше оставь Гейджу.

– Спасибо. – Он засунул ракушку в карман рубашки.

На оставшемся пути к «Паруснику» они не обмолвились ни единым словом. На горизонте просматривались смутные очертания кафе, рядом с которым суетились дети. Малышня, галдевшая на самодельной волейбольной площадке, напомнила Тру о их собственных ребяческих забавах. В «Раю песчаного доллара» они с Гейджем, Харрисоном и его друзьями тоже пытались без сетки играть в волейбол.

В баре было темно и прохладно, однако с улицы прокрадывался соленый бриз, наполненный теплом и детским смехом. Они заказали бургеры и холодное пиво.

– Жаль, что ты не можешь снять очки и шляпу, – сказала Тру, наливая пиво в кружку.

Харрисон пожал плечами.

– Ты должна была привыкнуть.

– Тебе, верно, нелегко приходится. Будто заперли в клетке… Ой, извини.

– Ерунда. – Большим пальцем он стер «усы» от пива над верхней губой Тру, а потом облизал палец. В обычной ситуации она была бы шокирована, но сейчас все ее естество полыхало огнем, словно сталь под накалом паяльника. – Стараюсь и в этом найти положительные стороны. И думаю об этом так – если они не узнают меня, то впереди у них обычный день.

Она усмехнулась.

– Вся штука в том, что большинство людей не ценят обычные дни. А ты мог бы привнести в их будничную жизнь чуть-чуть экзотики.

Когда бармен принес еду, Тру вынула из своего бургера корнишоны и аккуратно сдвинула их на край тарелки.

Харрисон сделал глоток ледяного пива.

– Что может быть прекраснее обычного размеренного дня? Обыденность начинаешь ценить лишь тогда, когда ее у тебя отнимают. – Он чокнулся бутылкой с ее кружкой. – Сегодня по-настоящему обычный день. Спасибо.

– Ура! – ответила она, чувствуя, как к горлу подступил комок.