Если бы мать у Гобиндолала была женщина умная, ей стоило бы дунуть, и темные тучи вмиг рассеялись бы. Она давно заметила нелады между сыном и невесткой. Женщины в этом отношении очень проницательны. И если бы она попыталась помочь им добрым советом, ласковым словом или каким-нибудь другим способом, на которые так изобретателен женский ум, все кончилось бы благополучно. Но мать Гобиндолала была не столь умна. К тому же она оказалась наследницей невестки, и это вызвало у нее неприязнь к Бхомре. Ее возмущала мысль о том, что при живом сыне все состояние принадлежит Бхомре. Мать Гобиндолала не догадывалась, что Кришноканто, уверенный в Бхомре, завещал ей состояние в надежде удержать Гобиндолала от дурных и опрометчивых поступков. Иногда ей даже казалось, что Кришноканто в последние минуты лишился рассудка или поддался ложным чувствам, и потому поступил так несправедливо. Мать Гобиндолала боялась, как бы с ней не перестали считаться. Еще будут с ней обращаться, как со служанкой. Ведь у нее ничего нет, она бедна. И старая женщина решила покинуть дом. Оставшись одна после смерти мужа, самолюбивая и обидчивая, она давно решила уехать в Бенарес. И только нежная заботливость сына удерживала ее. Теперь ее желание уехать в Бенарес пробудилось с новой силой.

— Оба брата уже отправились в иной мир, скоро и мой черед, — сказала она Гобиндолалу, — исполни свой сыновний долг, отправь меня в Бенарес.

Гобиндолал с неожиданной легкостью согласился. Он даже сам вызвался проводить мать и устроить ее на новом месте. К несчастью, Бхомра в это время отправилась на несколько дней к себе домой. Никто ее не удерживал. Поэтому сборы в дорогу Гобиндолал начал без ведома жены. То немногое, что принадлежало ему, он потихоньку продал. Расстался даже со своей нарядной одеждой, золотыми безделушками и кольцами. Всего ему удалось выручить около ста тысяч рупий. На эти деньги Гобиндолал рассчитывал жить в дальнейшем.

Бхомра вернулась домой, когда день отъезда был уже назначен. Узнав, что свекровь собирается в Бенарес, Бхомра в слезах упала к ее ногам.

— Не оставляй меня одну, ма, не уезжай! Я еще так молода! — молила она. — Я ничего не умею! Мир — огромный океан, ма, и мне не переплыть его одной.

— С тобою остается старшая золовка, — отвечала свекровь, — она будет заботиться о тебе так же, как я. К тому же теперь ты здесь сама хозяйка.

Бхомра не понимала, о чем ей говорят, и лишь неутешно рыдала.

Она предчувствовала страшную беду, которая надвигалась на нее. Уезжает свекровь, уезжает муж, и неизвестно, возвратится ли он обратно.

— Когда ты вернешься? — спросила она Гобиндолала, обнимая его колени.

— Не знаю, — сумрачно ответил он. — Мне не хочется возвращаться.

Бхомра медленно поднялась на ноги.

Настал день отъезда. Несколько километров от деревни Хоридра до железной дороги предстояло проделать в паланкине.

Наконец все было готово; носильщики с сундуками, ящиками, тюками и чемоданами двинулись в путь. Слуги, в чистой одежде, причесанные, толпились у выхода и жевали бетель, они отправлялись вместе с господами. Дарбаны затянули потуже пояса и стояли наготове, с палками в руках, пререкаясь с носильщиками. Деревенская детвора и женщины собрались поглазеть на отъезжающих. Мать Гобиндолала в последний раз преклонила колени в домашней молельне, простилась со всеми и, плача, села в паланкин.

Тем временем Гобиндолал распростился с домашними и, наконец, отправился к Бхомре, рыдавшей у себя в спальне. Гобиндолал хотел сказать ей несколько слов в утешение, но не смог, и лишь произнес:

— Ну, я поехал.

Вытирая слезы, Бхомра спросила:

— Ма останется там жить, и ты тоже не вернешься больше? — Глаза ее внезапно стали сухими.

С таким спокойствием и горечью задала Бхомра этот вопрос, такая решимость таилась в ее плотно сжатых губах, что Гобиндолал неожиданно для себя растерялся и промолчал.

Бхомра заговорила снова: