— Ах я негодяй! Насир-ад-Доула — достойнейший и добродетельный царь. Как же неосторожно я поступил, похваставшись перед ним красавицей Зейнаб! Теперь он будет жестоко страдать, и я — причина его сердечной раны! Неужели я уподоблюсь поднявшему меч на друга? Нет, о великодушный повелитель Мосула, да буду я наказан за свою непредусмотрительность: придется отправить Зейнаб в царский дворец.

И он послал за носилками. Потом он призвал Зейнаб и сказал:

— Ты больше не принадлежишь мне. Мой друг, царь Мосула, страстно влюбился в тебя, и теперь я не могу не подарить тебя этому человеку…

Зейнаб разразилась слезами.

— Зачем мне царь? — рыдала она. — Бессовестный человек! Сколько раз ты мне клялся в вечной любви, а теперь хочешь покинуть! Какая-нибудь чаровница, наверное, завладела твоим сердцем и сделала меня самой несчастной из женщин! Пусть твой друг будет более велик, чем царь Соломон, я не предпочту его, как ты предпочел его дружбу моей любви!

Слыша эти упреки, молодой купец испытывал душевные муки, но все-таки усадил свою возлюбленную вместе со старой прислужницей в носилки и приказал своим слугам проводить женщин в Мосул и доставить в царский дворец.

Едва Зейнаб прибыла, как один из дворцовых стражников поспешил доложить об этом царю.

— О Абдуррахман, — произнес тогда царь, — ты и в самом деле предпочитаешь мое счастье своему, как истинный друг… И он приказал старшему евнуху встретить ее и оказать подобающий прием; одно из лучших помещений дворца было отведено Зейнаб, и сам царь вскоре явился туда.

— О прекрасная, — обратился к ней царь, — я вижу, для любящего сердца потеря любимого важнее, чем даже победа над мосульским царем!

— О повелитель, — ответила Зейнаб, — судьба привела меня в ваш гарем, и я должна смирить свои чувства. Я горжусь тем, что приблизилась к такому достойному монарху, как вы. Как бы я хотела изгнать из сердца моего неверного, неблагодарного возлюбленного! Но увы! Память о нем жива, и я люблю его больше всего на свете.

И слезы ее потекли ручьями.

— Ангел! Волшебница! Не лишай меня хотя бы надежды! — умолял ее царь.

Тем временем молодой купец, добровольно лишивший себя любимой подруги, уже три месяца пребывал в глубочайшей скорби. Вдруг на порог его дома явился посланец первого министра, а с ним стражники. Они арестовали Абдуррахмана и отвели его в тюрьму.

Начальник тюрьмы был кое-чем обязан Абдуррахману и ночью пришел его предупредить:

— О господин мой, относительно вас вынесен жестокий приговор: ваш дом приказано сровнять с землей, а вас самого завтра же обезглавить. Я сообщил вам приговор, дабы отблагодарить вас за ту услугу, которую вы некогда мне оказали, и предлагаю вам совершить побег. Ворота открыты!

Абдуррахман поблагодарил начальника тюрьмы и сказал:

— Но, спасая мне жизнь, вы рискуете!

И все-таки ему не оставалось ничего иного, как воспользоваться великодушием начальника тюрьмы. Он вышел за ворота и отправился к одному своему другу.

Наутро первый министр узнал о побеге и велел привести к себе начальника тюрьмы.

— Негодяй, — сказал он, — это ты помог бежать преступнику? Делай что хочешь, чтобы вернуть его, и, если через сутки он не предстанет передо мной, ты сам будешь казнен и умрешь той смертью, которая была уготована ему.

Начальник тюрьмы ответил:

— Да, это я открыл ему двери тюрьмы. И я готов искупить свою вину, подвергнувшись казни, которую вы уготовили для самого порядочного в Багдаде человека!

— Ты утверждаешь, что это честный человек, — сказал первый министр, — а где же тогда доказательства его невиновности?

— Я полагаюсь на его слово, — ответил начальник тюрьмы, — ибо этот человек никогда не лжет. А кто обвиняет его в преступлениях? Берегитесь, господин первый министр, как бы вам не пролить невинной крови!