Роковая ночь - Коллектив авторов (2007)

По дороге на свой постоялый двор халиф рассуждал про себя, что не так уж радушен Абу-л-Касем. Он считал, что везир не имел никакого права сравнивать такого человека с ним, с халифом. «Ибо, — думал он, — разве Абу-л-Касем сделал мне хоть маленький подарок, хотя я и расточал похвалы и тому дереву, и чаше, и слуге, и девушке! Мое восхищение должно было, конечно же, побудить его предложить мне одно из чудес. Но этот человек, как я посмотрю, просто хвастун. Ему доставляет удовольствие показывать богатства и удовлетворять свою гордость и тщеславие. Теперь я вполне убедился в пустословии Джафара и не прощу ему такой лжи!»

Размышляя таким образом, халиф входит на постоялый двор. И что же он там видит?! Как же велико было его изумление! Он нашел там несколько штук богатой материи, прекрасные шатры и палатки, множество невольников и слуг, великолепных лошадей, мулов и верблюдов и — что для него было особенно ценно — дерево с павлином, красивую невольницу с лютней и маленького слугу с неиссякаемой чашей. Все слуги простерлись перед ним ниц, а девушка подала свиток шелковой бумаги, на которой было начертано следующее послание:

«О мой дорогой и любезный гость, которого до сего времени я не имел счастья и чести знать! Опасаюсь, что не смог принять вас с тем достоинством и уважением, какое подобает вашему сану. Позвольте же мне, зная вашу доброту, умолять вас о том, чтобы вы забыли и простили мне ошибки, в которых я повинен перед вами, и не отказались принять те мелочи, которые я нынче посылаю вам. Дерево, павлин, слуга и невольница принадлежат вам с того момента, как я понял, что они пришлись вам по вкусу. Ведь я почитаю своим правилом: если какая-то вещь доставляет удовольствие моему гостю, она переходит в его собственность».

Когда халиф прочитал это письмо, он захлопал в ладоши, одобрил щедрость хозяина дома и уверился в том, что судил опрометчиво.

— Да падет на Джафара тысяча благословений! — сказал он. — Лишь ему я обязан своим прозрением. О Харун, не гордись больше своим великодушием! Не хвались своим благородством! Один из твоих же подданных намного превосходит тебя в этом!

Но как может простой человек подносить такие дары, подумал он и решил, что необходимо спросить, каким образом Абу-л-Касем сделался обладателем таких богатств. Харун решил не возвращаться в Багдад, пока не узнает об этом. «Как же это получается, — удивился он — что подданный живет в большем изобилии, чем повелитель?»

Решив разузнать о том, что его интересовало, халиф поспешил в дом юноши, где застал его в одиночестве.

— О великодушнейший Абу-л-Касем, — сказал он, — подарки, сделанные тобой, так ценны, что, приняв их, я боюсь злоупотребить твоим добросердечием. Поэтому позволь мне вернуть их и пожелай счастливого пути до Багдада, где я поведаю народу о величии твоей души и о твоем бесподобном великолепии.

— Господин, — ответил Абу-л-Касем, бросая печальный взор, — если вы отказываетесь от моих подарков, значит, что-то в моем поведении вас обидело.

— Нет, — возразил халиф, — небо свидетель, что я очарован твоей обходительностью, но подарки твои слишком дорогие. Они превосходят даже царские, и если хочешь послушать меня, то подумай, что в один прекрасный день от твоего богатства ничего не останется, ибо великодушие твое не знает предела.

— Господин, — ответил юноша улыбаясь, — я очень рад, что не оплошность моя побуждает вас отказаться от подарков. Итак, чтобы сделать вас более склонным принять их, я должен сообщить, что каждый день дарю подобные или даже много богаче. Быть может, вас удивляет это, но ваше удивление рассеется, когда вы выслушаете мою историю.

Тут он повел Харуна в покои, бывшие в тысячу крат богаче уже виденных. В комнате стоял тонкий аромат. Они вошли в зал, в конце которого на возвышении стоял трон, весь из золота, а у подножия его постелен был шелковый ковер.