Опыты любви - Ален Боттон (2004)

14. Модель поцелуя выработалась у них в первую же совместную ночь. Она приблизила свою голову к его, а он, увлеченный этим хрупким соединением души и тела, начал скользить губами по ее шее, повторяя изгиб. Она вздрогнула и улыбнулась, взяла его за руку и закрыла глаза. Между ними это стало чем-то вроде ритуала, своего рода подписью, скрепившей язык их близости. «Не надо, не сейчас». Ненависть — это скрытый текст в послании любви, они зарождаются одновременно. Женщину, соблазненную тем, как возлюбленный целует ее шею, переворачивает страницы в книге или рассказывает анекдот, ждут потом приливы раздражения именно в те же моменты. Как если бы конец любви уже содержался в ее начале, составляющие распада заранее предсказаны тем, что однажды вызвало ее к жизни.

15. «Я, кажется, сказала: не сейчас!» Известны случаи, когда хорошие врачи, способные выявить у своих пациентов первые признаки рака, непонятным образом не замечали, как в их собственном теле вырастает опухоль размером с футбольный мяч. Можно привести в пример людей, почти всегда проявляющих ясность ума и рассудительность, которые тем не менее не могут осознать, что один из их детей умер или что жена или муж бросили их, — и продолжают думать, что ребенок просто потерялся, а жена или муж разведется со своим новым мужем (женой) и вернется к ним. Любовник, потерпевший крушение, не может принять факт катастрофы и продолжает вести себя как будто ничего не случилось, напрасно надеясь, что, не признавая приговора, можно препятствовать приведению его в исполнение. Все признаки указывали на конец, стоило только их прочесть — но меня внезапно поразила неграмотность, и виновата в этом была боль.

16. Жертва скоропостижной кончины любви оказывается неспособной применить оригинальные средства, чтобы оживить труп. Именно в это время, когда все еще можно было спасти, проявив изобретательность, я, полный страха и потому неоригинальный, ударился в ностальгию. Чувствуя, как Хлоя отдаляется от меня, я попытался вернуть ее, слепо повторяя вещи, которые в прошлом связывали нас. Я повторял свои попытки с поцелуем и в последующие недели настаивал на том, чтобы мы ходили в те же кино и рестораны, где когда-то провели приятный вечер, возвращался к шуткам, над которыми мы когда-то вместе смеялись, возобновлял позы, в которых прежде сливались наши тела.

17. Я искал покоя в привычности нашего языка, на котором мы говорили между собой и при помощи которого нам прежде всегда удавалось смягчить конфликты, в шутках в духе Гераклита, имевших целью признать, а значит сделать необидными, временные отливы любви.

— Сегодня что-то не так? — спросил я однажды утром, когда Венера выглядела почти такой же бледной и грустной, как и я.

— Сегодня?

— Да, сегодня что-то не так?

— Нет, почему? Разве есть какая-нибудь причина?

— Вроде бы нет.

— Почему ты тогда спрашиваешь?

— Не знаю. Потому что ты выглядишь немного несчастной.

— Извини, я тоже человек.

— Я только стараюсь помочь. Если взять за целое десять, на сколько единиц ты сегодня оценишь меня?

— Я правда не знаю.

— Почему?

— Я устала.

— Просто скажи.

— Не могу.

— Ну слушай, из десяти! Шесть? Три? Минус двенадцать? Плюс двадцать?

— Я не знаю.

— Подумай.

— Ради всего святого, я не знаю, оставь меня в покое, наконец!