Праведник - Игорь Хорр (1997)

Как я оказался на твердой почве, точно вспомнить опять-таки не могу. Световой тоннель неожиданно рассеялся, и я увидел и понял, что стою на теплом золотистом песке на берегу моря. Небольшие небесно-голубые с переливающимися серебряными гребнями волны плавно накатывались на берег, омывая ножки играющих в мокром песке ребятишек. Народу, как обычно в пляжный сезон, было великое множество, и, что тут же поразило меня, люди были абсолютно голые. От малых детей до совершенно древних стариков, они загорали, ходили по пляжу, забегали в море и выходили из него, совершенно не стесняясь друг друга. Я пошел вверх по пляжу, удивленно вглядываясь в лица людей. Все они приветливо улыбались мне, некоторые даже слегка кланялись, и лица их были до того добры и бесхитростны, что я просто не мог не отвечать им тем же. Так, я машинально улыбнулся молодому человеку в очках и прошел мимо, но этот парень присвистнул и весело бросил мне вслед:

— Ты что ж, брат, мимо друзей проходишь?

Я обернулся, и сердце мое чуть не остановилось: передо мной стоял мой однокурсник Андрюха Кузин. Добрый, веселый Андрюха. Наш книголюб и мечтатель. Помнишь, Эльза, семинарист, я тебе говорил о нем? Он умер чуть больше года назад от мучившей его несколько лет болезни.

— Андрей, как же так? — спросил я. — Ведь мы ж тебя в марте похоронили!

Андрей сделал столь удивленное лицо, что очки его как-то сами собой оказались выше бровей:

— О чем ты? Наверное, брат, тебе все это приснилось. Перегрелся небось на солнышке? Иди-ка в тенек, а я пойду окунусь.

Приснилось?! Так я и думал! Ну, конечно, приснилось! Иначе и быть не могло! Не должен был такой человек, как Андрюха, раньше всех умереть! Не мог Господь Бог допустить этой несправедливости!

— Андрей! — окликнул я Кузина. — А как же твоя болезнь?

Он обернулся, вздохнул и, улыбаясь, ответил:

— Как всегда. Пилит помаленьку. Ну да ничего, терпимо.

Его ответ почему-то еще больше обрадовал меня. Махнув ему рукой, я снова пошлепал по горячему золотистому песку.

Вскоре пляж сменился обильным фруктовым садом. Множество людей, не меньше, чем на пляже, в ярких разнообразных одеждах всех времен и народов величественно расхаживали по густо-зеленой, поблескивающей капельками росы траве, излучавшей полупрозрачный прохладно-голубой туман. Я зашел в попавшуюся мне на пути живую беседку — маленький навес, созданный двумя обвитыми диким виноградом деревьями, кроны которых, как двое влюбленных, обнимали друг друга. В тени навеса за маленьким столиком сидели два человека. Одного из них — откинувшегося на раскладном стуле полного мужчину с длинными, слегка вьющимися волосами — я узнал сразу. Это был Исаак Ньютон, знакомый мне по портрету в школьном учебнике физики, не то за шестой, не то за восьмой класс. Лицо другого видеть я не мог, поскольку он что-то усердно писал, уткнувшись носом в тетрадь и то и дело отбрасывая костяшки на лежавших рядом счетах.

— Приветствуем вас, молодой человек! — как ни в чем не бывало обратился ко мне Ньютон. — Как себя чувствуете у нас?

— Здрасьте… — удивленно ответил я. — Спасибо, нормально. А…

— Вас интересует, над чем мы работаем?

— А… да! — вообще-то я хотел спросить нечто совсем другое.

— Это теория относительности миров, — тот, который писал, поднял голову, и я сразу узнал Альберта Эйнштейна из того же учебника физики. — Но мне кажется, вы пришли сюда не за этим.

— А зачем?

Оба ученых посмотрели куда-то мимо меня. Я обернулся и увидел Свет. Я увидел Его! Он шел по полупрозрачному звездно-голубому туману мягкой невесомой поступью. Я видел Его только со спины, но узнал Его, почувствовал, ощутил всем телом! Это был Он! Таким рисовали Его на иконах! Я видел ауру над Его головой!

— Молодой человек, вы теряете время, — раздался уже откуда-то издали гнусавый голос Эйнштейна.

Я побежал и вскоре догнал Его, хотел забежать вперед, но почему-то испугался и в нерешительности пошел за Ним.