Роза в снегу - Мэри Кэттон (2007)

Глядя прямо перед собой, с отчаянно колотящимся сердцем, Эмма прислушивалась к звукам стекающей на мраморные плиты воды. Затем послышался звон стекла — он наливал себе очередную порцию выпивки.

— Итак, что ты здесь делаешь? Вряд ли ты намеревалась составить мне компанию в бассейне, хотя признаю, что нахожу эту идею привлекательной. Скажи мне, Эмма, ты когда-нибудь купалась с мужчиной? Ну-ну, милая, мне-то ты можешь сказать. Я ведь твой муж, в конце концов.

Эмма уставилась прямо перед собой и ничего не говорила.

— В самом деле, дорогая. Женщина, которая может плясать с цыганами и украсить грудь татуировкой, наверняка должна была купаться голой с мужчиной. Тебе понравилось?

— Я пришла просить вас о снисхождении, — сказала она.

— К кому?

— К вашей матери.

— А, конечно. Без сомнения. Она жалобно всплакнула над кнелем из куропатки.

— У нее есть гордость, — возразила Эмма.

— У кого же ее нет, милая?

Еще больше расстроившись, Эмма повернулась и обнаружила Алана развалившимся на постели из гобеленовых подушек. Не считая красного полотенца, обернутого вокруг чресл, он был совершенно голым.

Поставив стакан на пол рядом с собой, он улыбнулся ей.

Потерявшая дар речи Эмма какое-то время могла лишь таращиться на мужа, вдруг отчетливо ощутив угнетающую жару и неудобство тяжелой шерстяной одежды, липнущей к влажной, раскрасневшейся коже.

— Почему вы такой злой? — беспомощно бросила она.

— Я не злой, я пьяный. Предупреждаю тебя, потому что я ужасно непредсказуем, когда пьян.

— Неужели вам не приходило в голову, что ваша мать просто хочет помириться с вами?

— Моя мать хочет успокоить свою совесть перед смертью. Кроме того, я ни на секунду не поверил, что ты здесь из-за этого.

— Не понимаю.

— Ты пришла сюда не для того, чтобы поговорить о Лауре. Ты использовала ее как предлог. Наверняка ты злишься, что я не упал перед тобой на колени в знак благодарности за твое великодушие.

— Я не думала об этом.

Он рассмеялся тихо, недоверчиво.

Нахмурившись, чувствуя себя выбитой из колеи его неустойчивым настроением, Эмма попыталась оторвать от него взгляд. Но это оказалось выше ее сил. Плечи Алана блестели капельками пота и отсветами огня свечей. Грудь его была упругой и твердой, а мышцы живота казались твердыми и плоскими, как пол, на котором он сидел.

— Я намерена помочь вам всем, чем смогу, и сделаю это, — с трудом выдавила она. — Вы узнаете, что я не из тех, кто нарушает свое слово. И не из тех, кто отказывается протянуть руку помощи нуждающемуся.

— Разумеется. Наверняка лет эдак через сто тебя причислят к лику святых. Вопрос в том, как это будет звучать? Святая Эмма, защитница больных и умирающих? Или разоренных и обнищавших? Или всех на свете ублюдков?

— Почему вы так ненавидите меня?

— Ненависть — такое грубое слово. Я отнюдь не ненавижу тебя, дорогая.

— Но вы не любите меня.

— Ты не должна принимать это на свой счет. Я никогда никому не клялся в таких чувствах.

— Вы не способны на любовь, сэр, или просто боитесь ее?

— Боюсь?

— Что вам не ответят взаимностью. Возможно, вы все еще тот маленький мальчик, который всем сердцем любил свою мать, но не чувствовал ответной любви. Вы страшно боитесь еще раз испытать эту боль.

Он схватил стакан и опрокинул его содержимое себе в рот.

— Ты слишком много говоришь, милая. И приписываешь мне то, чего нет. Тебе уже следовало бы понять, что я не очень хороший человек.

— Я не согласна. По словам Кэтрин Купер, вы заботливый и добрый.

— А… — Он сверкнул белозубой улыбкой. — Ну вот мы и добрались до сути этого визита. Ты хочешь знать о Кэтрин.

— Я…

— Ревнуешь, милочка?

Внезапно ей захотелось убежать. Она почувствовала себя глупо, досадуя на то, что он понимает ее побуждения даже лучше ее самой.

— Ну? — не унимался он. — Ты ревнуешь?

— А мне следует?