Роза в снегу - Мэри Кэттон (2007)

— Скажи мне правду, черт побери. Ты все еще любишь отца Хью?

— Почему наш разговор должен всегда возвращаться к нашему прошлому? — возмутилась она.

Алан лишь еще крепче стиснул ее руку.

— Потому что часть твоего прошлого делает тебя такой, какая ты сейчас. Потому что ты так крепко привязана к своему прошлому, что не можешь впустить меня, твоего мужа, к себе в сердце.

Она беспомощно посмотрела на него, не в силах что-либо ответить.

— Ты чувствуешь хоть что-нибудь, Эмма, или же он поработил тебя? Ты любила его так сильно, что пожертвовала своей жизнью, своей репутацией, своим сердцем… и поэтому больше уже просто неспособна любить?

Эмма по-прежнему хранила молчание, наблюдая, как в его полном мольбы взгляде отразилось отчаяние, которое затем сменилось бешенством.

Схватив за плечи обеими руками, он начал трясти ее, пока она не закричала:

— Перестань! Умоляю тебя, перестань!

— Умоляешь? Та Эмма Кортни, которую я впервые встретил, никогда бы ни о чем не стала умолять. Она бы расцарапала мне лицо. Бог мой, я бы предпочел быть женатым на развратнице, которая плясала с цыганами, чем на ледышке, в которую ты превратилась.

— Но ты не понимаешь, как все это безнадежно…

Наконец он отпустил ее, и Эмма отвернулась. Она стояла спиной к ветру, не оборачиваясь, обняв себя как можно крепче руками и моля, чтобы чувства, бурлящие внутри нее, не выплеснулись наружу. Где же найти решение? Ведь они не могут жить дальше в этом кошмаре.

Она оглянулась и увидела, что Алан спускается вниз, к лошадям. Она так хотела броситься следом за ним… Ей так хотелось признаться ему во всем…

Если бы только она не была уверена в том, что правда погубит ее.

ГЛАВА 18

Хью выскочил из-за двери, подпрыгнул и повис на плечах у Алана.

— Я поймал тебя, Черный рыцарь! — издал он воинственный клич.

Люк стремительно выбежал из кухни, окутанный ароматным облаком свежевыпеченного хлеба.

— Мадам! Месье! Вы как раз поспели к завтраку.

— Я не голоден, — буркнул Алан и опустил Хью на пол.

— Извините. Люк, может быть, позже, — сказала Эмма.

Она взяла Хью за руку, и они молча пошли по галерее к гостиной. Подойдя к двери, Эмма приостановилась и крепче сжала руку сына, внезапно охваченная дурным предчувствием.

Лаура сидела в своем кресле. Утреннее солнце изливалось сквозь сверкающие стекла, теплое, желтое, как свежее масло. Оно растекалось по лицу и закрытым глаза Лауры, по рукам, безвольно лежащим на коленях.

Эмма перевела взгляд на мужа.

Он стоял рядом матерью с книгой в руке и глядел вдаль, на вересковую пустошь.

— Бабушка спит? — шепотом спросил Хью.

Эмма закрыла глаза от внезапных жгучих слез.

— Пойди найди Дорис и Бена, — приказала она ласково, но твердо.

— Но…

— Быстро, Хью!

Мальчик побежал. Его торопливые шаги постепенно затихли.

Эмма молча подошла к Алану, который продолжал неотрывно смотреть в окно.

— Похоже, она умерла спокойно, — сказала она и очень неуверенно коснулась его руки.

Он напрягся.

— Мне ужасно жаль.

Он сделал глубокий, судорожный вдох, но на лице не отразилось эмоций.

— Мы только стали ближе… а она покинула меня.

— Она освободилась от боли.

— Она освободилась, — повторил он. — А как же моя боль? Никому никогда не было дела до меня и моей боли.

Его руки стиснули книгу так крепко, что побелели костяшки пальцев.

— Что, черт возьми, мне теперь делать? — прошептал Алан.

Решение увидеть графа Шеридана и просить его дать разрешение похоронить Лауру в фамильном склепе было опрометчивым. Эмма не подумала, какой нелепой покажется эта просьба человеку, который так плохо относился к матери Алана. И все же, как это часто случалось в последнее время, Ральф Шеридан уступил ей, хотя и крайне неохотно.