Творящие любовь - Джудит Гулд (1998)

Шарлотт-Энн продолжала открывать для себя Вечный город и в те часы, когда Луиджи занимался делами в Министерстве обороны. Она наслаждалась прогулками по садам виллы Боргезе, чьи старые камни примыкали к стене их заднего двора. Эти прогулки, хотя и в одиночестве, приносили пользу. Шарлотт-Энн наняла учителя итальянского. Она уделяла много времени этому тайному проекту, начатому еще в «Хрустальном дворце», когда ей необходимо было занять свободные часы.

Наконец однажды вечером, когда Шарлотт-Энн почувствовала, что готова держать экзамен, она встретила Луиджи на пороге и заговорила с ним на беглом, безупречном итальянском.

— Я так горжусь тобой, — прошептал он в ответ на своем родном языке и доказал это, сводив ее в гости ко всем своим друзьям.

Но, как выяснилось впоследствии, появились и раздражающие моменты. Сначала, как только Луиджи приходил домой, он сразу же переодевался в гражданское платье. Но постепенно князь все реже и реже надевал безупречно сшитые костюмы и шелковые рубашки, пока однажды совсем не отказался от них, что не нравилось Шарлотт-Энн. Когда она обратила на это внимание, то получила в ответ:

— Дуче хочет, чтобы его офицеры все время носили форму.

— Но ты ведь уже дома. Я уверена — его приказы не распространяются на наш дом.

— И что из того? Мне так удобно.

Шарлотт-Энн не стала говорить о том, что их вечера вне дома проходят совсем по-другому с того момента, как он стал постоянно носить мундир. Окружающие теперь очень осторожно вели себя с ним, вежливо и учтиво, их каменные лица ничего не говорили об истинных чувствах.

А ведь вначале все складывалось совсем по-другому. Благодаря своему титулу и положению в Министерстве обороны Луиджи вращался в высоких сферах, но он точно так же обращался дома с обычными людьми. Шарлотт-Энн одновременно удивило и обрадовало то, что князь со всеми ведет себя одинаково, вне зависимости от классовой принадлежности или состояния кошелька. Ее забавляло, что, на первый взгляд, все искренне любили его. Его легкий, заразительный смех, простота и искренность преодолевали любые социальные барьеры. Ей постоянно приходилось напоминать самой себе, что ей-то он муж, а для всех остальных — в некотором роде национальный герой. Князь ди Фонтанези выигрывал бесчисленные автомобильные гонки, и, хотя его летные подвиги не шли ни в какое сравнение с достижениями Линдберга или Эрхарт, он все-таки стал первым итальянским воздушным асом. Но будь он князем, спортсменом или просто чьим-то приятелем, все любили его. Пока он не надел военную форму.

В течение первых быстро пробежавших лет совместной жизни произошли некоторые события, портившие общее прекрасное впечатление, которые должны были бы — это Шарлотт-Энн поняла уже много позже, оглядываясь назад, — предупредить ее о надвигающихся неприятностях. Но это было такое счастливое и беззаботное время. Они вместе, непобедимые, и молодая женщина была твердо уверена, что ничто не сможет нарушить гармонию их отношений. Неприятные происшествия случались так редко, что казались случайностью, и она связала их между собой только тогда, когда оказалось уже слишком поздно.

В один из весенних солнечных дней, в воскресенье, произошло событие, заставившее ее поволноваться и показавшее ей, что все далеко не так безупречно, как кажется.

Луиджи вез ее за город на пикник. Они остановились, чтобы он мог показать ей находящийся на некотором расстоянии поселок дешевых домов, построенный — так объяснил Луиджи — совсем недавно по указанию дуче.

Шарлотт-Энн изумила внезапная перемена в его голосе. Когда он говорил о делах диктатора, она вдруг поняла, насколько муж восхищается вождем.

Не говоря ни слова, она съежилась. Ему не следовало вообще привозить ее сюда, хотя бы не в такой прекрасный день. Упоминание Муссолини облаком закрыло сияющее солнце.

Шарлотт-Энн так долго молчала, что Луиджи почувствовал неладное.

— Что случилось? — поинтересовался он.