Дерзкая - Крис Кеннеди

Как только дверь со скрипом открылась, Роджер оглянулся, но Ева покачала головой, и он быстро отвернулся и подошел к окну. Ева с трудом подавила настойчивое желание откинуть завиток светлых волос, который, в конце концов, упал ему на глаза, когда он распахивал ставни, чтобы увидеть извилистую тропинку, вдоль которой росли нежные весенние цветы, в предвечернем свете казавшиеся золотыми и розовыми, – она вела к дороге.

К огромной досаде Евы, цветы росли вдоль тропинки, что вела к гостиничному двору, куда накануне вечером направлял ее Джейми, когда лгал, целовал и делал другие неприличные вещи.

А есть ли вероятность, что он придет сюда? Разумеется, он как ветер будет мчаться за ней, но существует множество дорог, которые она могла бы выбрать, и он никогда не подумает, что она настолько глупа, чтобы отправиться именно туда, куда он посоветовал.

Или подумает?

Впрочем, не важно: у нее нет выбора. Рыбак Уильям должен был встретить их и на своей маленькой лодке переправить на судно, которое доставило бы их в Сен-Мало, а затем они отправились бы на дикий юг Франции, где никому не придет в голову их искать.

– Рыбак так и не появился, – проворчал Гог и сжал ладонями край подоконника, чувствуя, что долго не выдержит, запертый в этой комнате, как птица в клетке.

– Гог, сходи-ка в деревню, найди там рыбака по имени Уильям и узнай, почему его до сих пор здесь нет.

Роджер, словно выпущенная стрела, бросился в другой конец комнаты за своими вещами: ремнем для меча, старым заржавевшим ножом и парой грубых перчаток.

Ева пересекла комнату и слегка коснулась его локтя. Не затянув до конца ремень, Гог поднял голову, и снова непослушная светлая прядь упала ему на глаз. На этот раз Ева не стала себя сдерживать и быстро заправила ее за ухо.

– Что бы ни случилось, мы должны немедленно покинуть Англию. Если необходимо, договорись с кем-нибудь другим. Возьми лошадь.

Их взгляды встретились, и Роджер кивнул. Каждый из них все понимал, и не было надобности называть вслух причины, по которым рыбак Уильям, возможно, больше не хотел перевозить беглецов через Ла-Манш – или не мог.

– Будь осторожен.

Он похлопал ее по плечу, как будто хотел успокоить, глупый мальчик, и ушел, а отец Питер, перестав чистить свои письменные принадлежности, взглянул на нее.

– Как думаете, святой отец, вы сможете последний раз передвинуть свои упрямые кости?

– Я устал, а не обессилел, – огрызнулся священник, и она спрятала улыбку. – И не собираюсь садиться ни в какую лодку, но вас с Роджером провожу.

– Посмотрим, посмотрим… – спокойно проговорила Ева, хотя слова викария ее задели, и остановилась посреди комнаты, подавив желание мерить ее шагами, – она терпеть не могла ждать.

Отец Питер, сидя на краю кровати, упаковывал свои письменные принадлежности и искоса наблюдал за ней.

В этой колючей тишине она обдумывала вдруг пришедшую в голову новую, неприятную мысль: «Годы моей жизни прошли в постоянном движении, я не умею стоять на месте».

Но ей не оставалось ничего другого, кроме как размышлять над этим пугающим открытием. А затем раздался стук в дверь.

Она застыла, чувствуя, как волосы на затылке встали дыбом, а руки дрожат. Отец Питер, побледнев, вскинул голову. Стук повторился – один тихий удар.

– Я пришел к священнику, – прошептал кто-то в замочную скважину. – Я друг.

Отец Питер медленно покачал головой.

Наклонившись к двери так близко, что губы коснулись холодного дерева, Ева ответила:

– Вы ошиблись комнатой.

– Прошу, впустите меня. Я здесь, чтобы помочь, – снова раздался мягкий голос, еще более тихий и более убедительный.

– Нет, – прошептала Ева в ответ, осознавая странную атмосферу таинственности между ней и незнакомцем за дверью. – Я не знаю…

Договорить ей не дали.