Каменное сердце - Луанн Райс (2007)

— Мы с ее мамой сестры, — сообщила Мария.

— О, тебе должно быть так грустно! — произнес Джеми. Его маленькая ручка скользнула к руке Марии по корпусу лодки, но так и не прикоснулась к ней.

— Иногда мне действительно бывает очень грустно, — призналась Мария. Сейчас, улыбаясь Джеми, она сама погрузилась в фантазию, которая, как ей показалось, до этого завладела Дунканом. Она воображала, как они втроем каждый год украшают рождественскую елку одними и теми же игрушками, представляла Джеми в третьем, потом в шестом классе, в старшей школе, в колледже. Слова «сын» и «приемный сын» крутились у нее в голове. Алисия скрылась из виду, печальная и одинокая. Эта незамысловатая картина будущего на время вытеснила ту, которая стала для Марии более привычной: как она, Саймон и Фло живут своей жизнью, а рядом с ними постоянно витает дух Софи, запертой в тюрьме на другом конце города.

Глава 32

Прошлой ночью я лежала в постели, натянув одеяло до подбородка. Я вспоминала, как в детстве, лежа в кровати, часто ощущала себя так, словно оказалась в плену, провалилась в узкую расщелину между скалами. Я сбрасывала одеяло и старалась дышать глубже, а иногда будила Марию и просила ее забраться на крышу вместе со мной. Прошлой ночью я попыталась сбросить одеяло и почувствовать движение воздуха вокруг меня, но он был кондиционированный, а не свежий, а я была в еще более страшном плену, чем обычно.

Я нахожусь здесь в плену, это правда, но это ничто по сравнению с моим собственным, внутренним пленом. Я сделала то, что сделала, и теперь не могу вернуть все назад. Прошлой ночью мне приснился сон — без картинок, один только его голос. «Я приду за тобой», — сказал он, этот голос в ночи. Я проснулась вся в поту, с этим ощущением, что я снова провалилась в расщелину между скалами.

Вернула бы я его обратно, если бы могла? Это глупые, бесцельные размышления, и все-таки я предаюсь им. Я думаю о том, что все могло быть по-другому. Что, если я не убила бы Гордона, а он просто уехал куда-нибудь? Или умер от сердечного приступа? Тогда мне досталась бы страховка, дом, машины, деньги в банке на образование детей и свобода. Потом я думаю: свобода? Кого я пытаюсь обмануть? У меня была свобода — я могла не доводить до такого, но все-таки довела. В первый же раз, как это случилось, я могла обратиться в полицию. Могла сказать Питеру и Нелл. Просто уйти, захлопнув за собой дверь.

Пару дней назад, когда я рассказывала Марии о том, что Гордон поставил на мне клеймо, я заметила, что она как будто не хочет слышать меня. Не хочет меня знать. Наверное, она представляла себе раскаленное тавро и лассо, и в каком-то смысле все так и было.

Удавка на моей шее была своего рода лассо, но на самом деле это был собачий ошейник, который надевала на него Гвен. Я помню, как говорила Марии, что в тот момент мне не было больно. Это было похоже на карандаш — лезвие бритвы, которым он вырезал свои инициалы на моей коже. Больно стало позднее, много дней это место горело, словно к нему действительно приложили раскаленное тавро, и я не могла сидеть. Мучаясь от боли, я ненавидела себя за то, что позволила мужу сделать это, а сейчас я понимаю, что Гордон оставил на мне свою печать на всю жизнь.

Иногда ночами я лежу без сна, думая о том, могла ли быть счастлива с Джеком. Я имею в виду, если бы мы остались вместе. Порой я задаю себе вопрос, позволила бы я Гордону настолько испортить мою жизнь, если раньше этого не сделал бы Джек. Он любил меня больше, чем кто-либо другой — больше, чем мои родители, брат, может быть, даже больше, чем Мария. А потом внезапно он устал от меня! Все дело было в этом — он встретил другую девушку. Именно так он мне объяснил. Я не надеялась найти еще одну любовь, подобную этой. Мне показалось, что я нашла ее с Гордоном, поэтому я так боялась потерять его.