Одиночество Новы - Джессика Соренсен (2015)

Я кашляю, изо рта течет кровь. Шарю наугад руками в темноте, пока не нащупываю замок ремня безопасности. Нажимаю на кнопку, пряжка выскальзывает из замка, ремень ослабевает, и я падаю, ударяясь головой о помятую крышу автомобиля. Опять кашляю кровью, когда переворачиваюсь на бок и привстаю на четвереньках, моргая от боли, раскалывающей череп, и выползаю из машины. Оглядываюсь и замечаю, что в машине никого нет. Где они? Выбрались и пошли за помощью? Или… или их выбросило. Никто ведь, кроме меня, не был пристегнут, это я точно помню. «Почему я не заставил их пристегнуться?»

Трудно разглядеть что-то, кроме огонька, мигающего за деревьями у озера, и слышно только, как волны плещутся рядом. Я втягиваю в себя воздух; шатаясь, встаю на ноги; запинаясь, иду по гравию, по осколкам стекла, по скрюченным обломкам металла, постанываю, когда грудь пронзает режущая боль. Рубашка у меня вся изрезана, грудь тоже, кровь течет, впитывается в ткань. Боль такая, что мозг ее уже не воспринимает, но черт с ней, с болью. Я должен найти Лекси.

Согнувшись, я ковыляю по обочине.

– Лекси… – кашляю я, запинаясь одной ногой за другую. Падаю на гравий, обдираю ладони. – Лекси…

Голос у меня слабый, почти неслышный, но я снова и снова поднимаюсь и иду по дороге. Еще через несколько шагов колени у меня подгибаются, и я падаю на асфальт. Будь оно все проклято, это я во всем виноват. Тянусь за телефоном, но в заднем кармане его нет.

Руки дрожат. Я пытаюсь вспомнить, что произошло. Мы столкнулись с другой машиной, перевернулись несколько раз и остановились у самого озера. «Дерьмо…» Дышать трудно, веки тяжелеют, я переворачиваюсь на спину и смотрю в небо. Я уже готов сдаться, но тут до меня доносится ее голос.

– Куинтон… – Голос еле слышен, но он будит во мне надежду.

Сам не знаю как, но я все же поднимаюсь на ноги и бегу на звук ее голоса, хотя от потери крови голова кружится все сильнее. Но все это не важно. Боль. Раны. Вообще все, что я чувствую. Лишь бы дойти до нее. Я спотыкаюсь о дерево, путаюсь ногами в траве и вновь слышу ее голос. Иду на звук, все замедляя шаги, когда ее силуэт вырисовывается в темноте, и вдруг понимаю, что хочу только одного: лечь и умереть рядом с ней.

Глава 4

Нова

– Ну и сколько мне еще лежать? – спрашиваю я Лэндона в сотый раз.

Я лежу на его кровати, руки расслабленно вытянуты вдоль тела, голова запрокинута. Платье задралось на бедрах, я практически свечу всем, чем можно. Я хотела поправить подол, но Лэндон велел мне не двигаться, сказал, что я выгляжу отлично. Мне, честно говоря, довольно неловко, но я уступаю: очень трудно сказать «нет», когда он смотрит такими жалобными щенячьими глазами. Ими он добивается от меня чего угодно. Да, в общем-то, я и так на все ради него готова.

– В жизни таких непосед не видел, кроме шуток. – Рука его летает над листом бумаги, на губах видна тень улыбки. Рубашки на нем нет, не знаю почему. Он так сидел, когда я пришла. Он в джинсах, волосы падают на лоб в обычном лэндоновском стиле. В комнате пахнет травкой, должно быть, он курил перед тем, как я пришла. Он старается не курить при мне и говорит, что я слишком хороша, чтобы курить самой. Непонятно: если я для этого слишком хороша, почему он не слишком хорош?

– А я таких копуш в жизни не видела, – отвечаю я и улыбаюсь, глядя в потолок.

Стены у него в комнате выкрашены в черный цвет, и от этого тут всегда как будто темно, даже в полдень, а одна стена вся увешана рисунками – люди и виды, которые что-то для него значат, или те, что каким-то образом будят в нем вдохновение. А моего портрета там нет. Это первый раз, когда Лэндон взялся меня рисовать. Почему – понятия не имею. Мы уже не первый год знакомы, но он никогда не спрашивал, можно ли меня нарисовать. До сегодняшнего утра.

– И все-таки почему ты решил меня нарисовать? – спрашиваю я и дергаю носом, потому что он вдруг зачесался.