Твоя К. - Тереза Ревэй (2009)

Спустя несколько лет, когда Ксения спросит себя, почему она все-таки решила выйти замуж за Габриеля Водвуайе, она подумает о том, что это случилось не из-за ребенка, не из-за страха перед неопределенным будущим, а потому, что Габриель в первый раз говорил о любви. Это и трогало, и заставляло оценить честность его чувств.

Часть третья

Берлин, ноябрь 1932

Сидя в кабинете, Сара Линднер изучала бухгалтерский отчет. Пробежав глазами еще раз колонки с цифрами в надежде, что в первый раз что-то было пропущено, она со вздохом сняла очки и протерла глаза. Все правильно — продажи ее магазина упали на пятьдесят процентов. В третий раз за год.

Острая боль пронзила ее между лопатками. Не выдержав, она встала и подошла к окну. Из ее кабинета на седьмом этаже открывался потрясающий вид на крыши под берлинским небом. Погода была чудесной. На водосточных желобах и подоконниках лежал снег. Она подумала, играет ли ее сын в снежки с товарищами в школьном дворе и следит ли воспитательница за тем, чтобы они были хорошо укутаны. Она любила отрываться от своих толстых папок с отчетами и брать Феликса для прогулок в Грюнвальдский лес, где они кормили плавающих в озере уток. Перед тем как снова сесть, она долго стояла не двигаясь. Поглядела на фотографию дочери, которой недавно исполнилось два года. Коснулась пальцем серебряной рамки. Макс сделал этот снимок в день рождения крошки. И у матери, и у дочери были темные волосы, и их сходство отражалось в блеске глаз. Пухлая детская ручонка пыталась схватить одну из сережек матери, которая, смеясь, откидывала голову в сторону.

В двери постучали. Сара еще не успела ответить, как в кабинет ворвалась молодая женщина. Сара вздрогнула, узнав ее. Лицо ее работницы было таким же белым, как ее блузка. В руках она держала ножницы, с шеи ожерельем свисал гибкий метр. У молодой женщины были кудрявые волосы, воспаленные глаза и растерянное выражение лица, которое теперь можно было часто видеть у женщин Берлина, стоявших в очередях за бесплатным супом, на бирже труда или в бюро по расселению.

— Фрау Линднер, это невозможно, — начала она, едва не ломая руки. — Вы не можете так поступить со мной. Поймите, мой Ганс уже потерял работу. На что мы теперь будем покупать еду и чем оплачивать жилье? Мы, женщины, даже не имеем права на получение пособия по безработице. Не увольняйте меня, умоляю вас! Я не могу оказаться на улице. Только не среди зимы. У меня старая мать. Ей больше не на что жить. Я ее кормлю. Умоляю…

Сара испугалась, что молодая женщина бросится на колени посреди кабинета. Она медленно поднялась, вышла из-за стола. Цветные карандаши рассыпались по полу. Швея нагнулась за ними.

— Оставьте, это пустяки, — сказала Сара. — К несчастью, ателье опять должно сократить штат работников. Трудности коснулись всех, вам это известно. У клиентов не хватает средств, чтобы оплачивать счета. Я старалась сохранить рабочие места, сократив зарплату, но ситуация становится все более критической. Поэтому пришлось оставить на работе только тех, у кого есть дети. Я правда очень сожалею, Лизелотта. В качестве моральной компенсации я дам вам превосходные рекомендации. Может, вам повезет, и вы найдете работу в другом месте.

Ее голос прервался. Сара не верила в это. На работу не брали никого. В стране насчитывалось шесть миллионов безработных. На улицах буржуа в пальто просили милостыню бок о бок с отчаявшимися рабочими. Правительство забрасывало народ своими декретами, имевшими форму закона. После сокращения социальных выплат и зарплат чиновникам оно пыталось снизить цены на продукты потребления.

— Но ведь магазин продолжает работать, — настаивала швея. — Есть клиенты во всех отделах. Вы продолжаете продавать платья. Последнее, которое я закончила, очень красивое. Очень женственное, как вы и требовали. Я удлинила подол, добавила пышности, до буковки следовала вашим указаниям. Подчеркнутые плечи, покрой менее строгий.