Твоя К. - Тереза Ревэй (2009)

— А может, он просто меня любит?

Ксения устала бороться. В любом случае, ее сестра имеет свою голову на плечах. Она повернулась к рождественской елке, от которой исходил прекрасный запах хвои и смолы. Осматривая гирлянду, Ксения улыбнулась, спрашивая себя, кому — Габриелю или Наташеньке — она больше понравится. Ведь у ее мужа никогда не было в детстве елки.

Очень скоро ветки оказались перегружены фруктами, подарками, завернутыми в позолоченную фольгу орешками. В коробке лежало несколько сделанных из фольги «дождиков». Ксения осторожно стала их распутывать.

— Ты вспоминаешь о Рождестве дома? — взволнованно спросила она сестру. — Ты всегда хотела сама прицепить на верхушку звезду. Для этого папа сажал тебя на плечи.

Маша подошла к сестре, взяла одну елочную игрушку и повесила ее на ветку.

— Я все помню, — тихо произнесла она. — Каждое мгновение. Каждую боль. Об этом мы не говорим, и это, наверное, к лучшему. Ты не хотела, чтобы мы провели жизнь опустив глаза. Было время, когда я очень сердилась на тебя. Ты была такая неприступная, такая грубая. Но в душе я всегда тебе верила, знала, что ты всегда будешь рядом.

Ксения посмотрела на сестру, которая опустила глаза и играла с «дождиком», нити которого весело переливались в пальцах, и подумала, что Маша права. Она всегда будет рядом со своими близкими людьми, что бы ни случилось. Не только по зову долга, но и по зову сердца.

Габриель Водвуайе смотрел на собеседника поверх полукруглых очков. Часы пробили семь. За окном декабрьские сумерки обволакивали улицы толстым слоем мрака. Ему хотелось поскорее вернуться домой, но приходилось оставаться на месте. Он не мог отказать старому университетскому товарищу, который находился в крайне растерянных чувствах. Увидев подавленное лицо этого человека, Габриель понял, что ситуация весьма серьезна, и тут же отпустил секретаря, избегая посторонних ушей. Камиль Белькур ходил взад и вперед по комнате, вытирая лоб платком. У него был большой живот, обвислые щеки и борода, частично скрывающая безвольный подбородок. Он дышал так часто, словно только что пробежал стометровку.

— Надо, чтобы ты мне помог, Габриель, — умолял он. — Я попал в переделку. Ты даже не можешь представить в какую. — Обессиленный, он упал в кресло. — Ты помнишь Александра Ставиского? Несколько лет назад ты отказался его защищать. Когда он обратился ко мне, я довольно потер руки, подумав, что ты упустил хорошего клиента. Но ты только пожал плечами и пожелал мне успеха. Ах, если бы я знал! Теперь я спрашиваю себя: из-за чего ты был тогда таким осторожным?

— Из-за его отца, — спокойно ответил Габриель.

— Не понял. Каким образом?

— Я в самом деле не хотел защищать Ставиского. В отличие от Поля Бонкура, Анри Тореса и тебя, мой дорогой друг. Он смог ловко выбрать себе защитников из депутатской среды, не так ли? Я насквозь видел этого жулика, но настоящие причины, по которым я отказался от такого клиента, другие. Когда в Национальном кредитном банке обнаружили огромное количество чеков без обеспечения, Ставиский убежал, поэтому полиция арестовала его отца. Этот достойный человек предложил выплатить жертвам его сына компенсацию из своих собственных сбережений. После, вернувшись домой, он покончил жизнь самоубийством. А для меня лучше уж защищать обычных убийц, чем тех, кто совершает убийства таким вот способом.