Твоя К. - Тереза Ревэй (2009)

— Это касается меня. Ты права, это мой последний шанс защитить свои взгляды. Это вопрос чести, вопрос верности. Я буду сражаться с другими христианами против сторонников тоталитарной идеологии, которые убили моих родных и поработили мою землю. Которые убивают и морят голодом миллионы людей. Всем своим существом я ненавижу большевиков, — сказал он, скривив лицо. — Много лет я влачу жалкое существование в этой стране и не испытываю ничего, кроме стыда. Стыда! Я стал играть, пить. Я сидел в тюрьме и почти умер заживо. Можешь ты это прочувствовать или нет?

Ксения вдруг поняла, что не узнает своего дядю. Он расправил плечи, обрел былую уверенность.

— Ты намного рассудительнее меня, Ксения. Твои поступки всегда тщательно обдуманны. Ты знаешь, как защитить свою семью, найти работу, жилье. Для их блага ты согласна привязать их к себе и проверять, не нуждаются ли они в чем-нибудь. Ты придумываешь разные правила, чтобы их защитить, и следишь, чтобы они полностью выполнялись. Посмотри на себя. Ты такая же пленница в золотой клетке, как и они. Какое счастье быть элегантной, обеспеченной, уверенной! Воспитывать детей, заботиться о муже, следить за образованием дочери. А меня пугает эта размеренность. Вот ты стоишь сейчас передо мною, но я не узнаю тебя. Иногда мне кажется, что ты идешь не по тому пути.

Он стоял, гордо выпрямив плечи, и смело смотрел на нее. Его слова пронзили Ксению, словно удары молнии.

— Это не жизнь, Ксения, — сказал он, смягчив голос. — Жизнь — это огонь, который горит внутри каждого из нас. Это вера в то, что есть в нас что-то неизменное, которое нельзя измерить, но которое нас вдохновляет и позволяет нам становиться лучше, чем мы есть сейчас. К чему золотистая обертка, если в нее завернут лишь ветер?

Он поднялся и сделал два шага к окну, словно внезапно почувствовал, что ему не хватает воздуха. В комнате можно было с трудом развернуться между кроватью с заштопанным покрывалом, умывальником и маленькой угольной плиткой. Ксении тоже показалось, что она задыхается. Она боялась пошевельнуться, словно малейшее движение могло повредить. По какому праву ее дядя говорил с ней так, словно она была чудовищем с каменным сердцем? Это было невыносимо. Ведь она только и делала, что защищала своих родных, старалась найти для них тихую пристань. По крайней мере для тех, кому удалось спастись. Разве можно ее за это упрекать?

Образ завернутой в белый саван матери разрывал сердце Ксении. Она покачнулась. В тот день она не смогла справиться со своей ролью и никогда себе этого не простит. Она не только не спасла мать, но даже не нашла времени сказать, как любит ее.

По щекам покатились слезы. Она быстро вытерла их, не желая, чтобы дядя Саша увидел ее слабость. Его слова попали ей прямо в сердце. Когда он повернулся к ней, она увидела, что он улыбается. Морщины на его щеках разгладились, глаза смотрели умиротворенно.

— Не думай, что я неблагодарный. Я признателен тебе от всего сердца за то, что ты для меня сделала. Просто какая польза от тела, если умерла душа? Настало время оживить мою душу. Бог опять предоставляет мне такую возможность.

Он бережно взял ее за руки, словно боялся причинить ей боль, и прижал к себе. Ксения задрожала. Она вспомнила детство, их большой дом в Санкт-Петербурге, радость, наполнявшую ее, когда она слышала звонкий голос дяди Саши, который звал ее, как только переступал порог их дома. Она вприпрыжку сбегала по ступенькам, дядя подхватывал ее на руки и начинал кружить по прихожей, в то время как она заливалась радостным смехом. Какой счастливой она тогда была!