Твоя К. - Тереза Ревэй (2009)

Заплатив, он вышел и стал пробираться среди прохожих, толпившихся перед магазином. Вооружившись железными прутьями, юноши из гитлерюгенда крошили витрины, стекло которых трещало со зловещим звуком и дождем осыпалось на асфальт. Тут же рядом валялись таблички с надписью «еврейский магазин», которые Сара была обязана выставлять в витринах. Нагруженные товарами вандалы без всякого смущения выносили их через двери и разбитые витрины. Несколько грузовиков стояли рядом, в кузова которых, подгоняемые эсэсовцами, забирались работники универмага.

Макс отчаянно спрашивал себя, пришла ли на работу Сара. Так как правительство запретило евреям нанимать на работу слуг арийской национальности моложе сорока пяти лет, она должна была расстаться с кухаркой и гувернанткой своих детей. У молодой еврейской девушки, которая теперь работала на нее, не хватало опыта, чтобы успевать за всем. Поэтому Сара сама отводила детей в школу по утрам. Возможно, по счастью, она находится еще дома, в безопасности.

«Лишь бы эти подонки не подожгли здание», — испуганно думал он. Но, зная нацистов, можно было предположить, что скорее они решили присвоить предприятие, которое могло приносить выгоду. Он знал, что возмущение ни к чему не приведет. Полиция просто арестует его. Поэтому он запасся терпением и встал рядом настороже, почти по стойке «смирно», вспомнив Саула Линднера, отца Сары, одного из достойнейших и умнейших людей своего времени. Думая о нем с трепетом, Макс фон Пассау просил у него прощения, и это смахивало на молитву.

Через полчаса, когда не осталось ни одной целой витрины, а первый этаж был разграблен, громилы удалились, оставив после себя следы разрухи и опустошения. Грузовики уехали, увозя работников магазина в отделения гестапо, разбросанные в разных частях города. Прохожие стали понемногу разбредаться, возвращаясь к своей спокойной замкнутой жизни. Макс с тоскою в сердце прошел внутрь магазина через некогда стеклянные двери.

От знаменитой хрустальной пирамиды ничего не осталось, кроме нескольких небольших фрагментов богемского стекла, венецианских ваз и мейсенского фарфора. Несколько перепуганных продавщиц плакали в углу. Весь пол был покрыт кусками разноцветного шелка. Фонтан из духов в соседнем зале разбили на кусочки. Дорогая жидкость янтарного цвета разлилась по мраморному полу, и от ее запаха першило в горле. Несколько восковых манекенов с причудливо вывернутыми конечностями валялись на полу. С них сорвали надетые на них платья, манто, трикотажные изделия. Бледные продавщицы напрасно старались привести все в порядок и, подняв то шляпу, то сумку, держали вещи с таким видом, словно не знали, для чего они предназначены.

Макс вернулся в вестибюль. Он поднял кусок аметиста, который входил в декор пирамиды и чудом пережил набег вандалов, и осторожно положил камень на прилавок. Обернувшись, он увидел Сару, стоявшую перед витриной в черной шляпе и коричневом манто с отворотами из меха норки. Ее лицо ничего не выражало. Она осматривалась по сторонам, но было похоже, что она никого и ничего не видит.

— Господин Вернер, — наконец позвала она, и к ней широкими шагами приблизился один из служащих. — По всей видимости, сегодня нам придется закрыть магазин. Пусть соберут всех сотрудников, чтобы организовать уборку. Понятное дело, я не могу заставить служащих-немцев убирать осколки с тротуара, так что попросите заняться этим мужчин иудейского вероисповедания.

— Но это невозможно, фрау Линднер, — пробормотал он.

— Почему?

— Почти всех их увезли эсэсовцы.

Увидев, как лицо Сары скривилось от боли в первый раз за все время, Макс выступил вперед. Присутствие друга заметно успокоило Сару.

— В таком случае, мы обратимся к женщинам, — решительно сказала она. — Фрау Каплан, где вы? — добавила она, осматриваясь вокруг.

Худая седовласая дама подошла к ней.