Фаворитки - Анри Кок (1993)

Она как-то особенно ударила в ладоши. Вошел невольник и по ее знаку поставил около постели стол из полированного дерева, ножки которого были из слоновой кости и имели форму львиных лап, а на этот стол — чашу и сосуд. Потом он удалился.

Тогда, указывая на них рукой Гипериду, который с любопытством следил за этой сценой, Фрина сказала ему:

— Знаешь, что в этом сосуде?

— Почем я могу знать! — возразил Гиперид. — Икарское или корцирское вино, которое ты так любишь выпить вечером, несколько глотков.

— Нет, там не вино. Слушай, Гиперид, минуту назад ты принял меня за жестокую статую. Я не статуя, но я жестокая. Ты предложил мне жизнь Евтихия за одну ночь счастья… Я отказалась… Но ты также предлагал свою, я принимаю… В этом сосуде яд, страшный и приятный яд, он не причиняет страдания. Через несколько часов после приема ты тихо заснешь… А мне хочется, чтобы завтра все Афины повторяли: «У Гиперида не было денег, чтобы заплатить Фрине, он заплатил ей своею жизнью».

Гиперид взял твердой рукой чашу.

— Лей! — сказал он.

Она налила.

Он хотел пить, но она остановила его.

— Погоди, — проговорила она, — подумай… Это не пустая игра: ты умрешь.

— Через сколько часов?

— Через пять или шесть.

— Пять или шесть вечностей наслаждения!.. За кашу любовь, Фрина! — Он сразу осушил чашу и далеко отбросил ее.

— Теперь я достоин тебя?

— Да, — ответила она, подавая ему руку. — Я люблю тебя! Я твоя…

На рассвете Гиперид проснулся. Первый взгляд его встретил улыбку Фрины.

— Так я не умер? — весело вскричал он.

— Ты сожалеешь об этом?

— Нет, потому что в могиле я бы не мог уже любить тебя.

Эта ночь любви имела много сестер. И Фрина не скрывала нежной привязанности к Гипериду, она повсюду являлась с ним.

Это было неблагоразумно, потому что она знала злость Евтихия. К печали, причиненной презрением Фрины, прибавилась ярость при виде ее любовника-собрата.

Однажды, когда она прогуливалась с одной своей подругой, к ней подошел Евтихий.

Она хотела удалиться.

— Только два слова, — сказал он голосом, который выражал и мольбу, и угрозу.

— Ну что?

Он наклонился к ней и прошептал:

— Моя любовь и пять талантов… или ненависть и смерть… выбирай!

Фрина вздрогнула, услышав объявление этой войны, но, силой воли сдержав движение, выражавшее боязнь, она иронически ответила, смотря прямо в лицо Евтихию:

— Так, значит, правда, что змея свистит перед тем, как ужалить… Свисти же, Евтихий, но, чтобы ужалить, верь мне, сначала вставь зубы, это не повредит тебе.

И она удалилась. Через две недели Евтихий представил Фрину перед трибуналом гелиастов как виновную в профанации величия Тесмофоров, так назывались праздники в честь Цереры, торжествуемые ночью.

Обвиненная в осмеянии священного культа, Фрина могла всего страшиться, ибо хотя куртизанки были очень любимы в Афинах, однако трибуналы держали их в строгой подчиненности, наблюдая, чтобы они не нарушали общественный порядок, возбуждая презрение к богам.

Трибунал гелиастов состоял из двухсот членов, из которых каждый получал по три обола и платил штраф, если являлся поздно.

Естественно, что Гиперид был защитником своей любовницы, но хотя по виду он был уверен в ее оправдании, однако в глубине души чувствовал беспокойство, припоминая, что несколько лет назад куртизанка Феориса, жрица Венеры и Нептуна, была приговорена к смерти.

Фрина должна была предстать перед судилищем в десятый день месяца каргелиона. Накануне этого дня, утром, когда молодой адвокат резюмировал главные доводы защитительной речи, к нему вошла Вакха, подруга Фрины. Лицо ее было печально.

— Что с тобой? — вскричал Гиперид, подбегая к молодой женщине. — Фрина беспокоится и прислала тебя?..

Вакха сделала отрицательный знак.

— Нет, — возразила она, — Фрина продолжает надеяться на тебя как на оратора и любовника.