Фаворитки - Анри Кок (1993)

Играли вчетвером. Из трех противников Дюжарье двое терпеливо ждали, чтобы Лола окончила свое повествование. Но третий — Розимонд де Баваллон, крез, политический враг Дюжарье, — оказался не столь терпеливым.

— А! — воскликнул он, смерив ее взглядом с головы до ног. — Скоро ли вы перестанете перекупать этого господина, милая дама? Оставьте нас в покое!..

Баваллон не окончил еще этой грубой фразы, как Дюжарье бросил ему карты в лицо. На другое утро вместо ежедневного визита любовника Лола получила от него такого рода записку:

«Мой добрый друг! Я дерусь, и это объяснит вам мое отсутствие. Мне потребно все спокойствие. В два часа все будет кончено. Тысячу поцелуев, моя Лола, моя дорогая возлюбленная».

В два часа на самом деле все кончилось. Дюжарье был смертельно поражен пулей. Лола была вызвана свидетельницей на процесс.

— Я очень сожалею, — сказала она судьям, — что господин де Баваллон дрался не со мной. Дюжарье недурно стрелял из пистолета, но я стреляю лучше и уверяю вас, что Баваллона не было бы теперь в живых.

В своих мемуарах Лола Монтец говорит, что Дюжарье дал обещание на ней жениться. Лола во что бы то ни стало хотела испробовать двоемужество.

За несколько месяцев она растратила свои тридцать тысяч франков, потом продала свою богатую мебель. Истратив деньги, вырученные этой продажей, она намеревалась вскоре отправиться в Мюнхен, в Баварию, где граф Штейгервальд, один из ее друзей, обещал ей громадное богатство.

Это было в январе 1846 года, за два дня до ее отъезда из Парижа. Лола завтракала в своем отеле на улице Сент-Оноре с графом Штейгервальдом, который в самых пышных выражениях говорил о волшебной будущности, зависящей единственно лишь от нее самой.

Раздавшийся звонок вдруг прервал графа.

— Кто это мешает нам? — сердито воскликнула Лола и прибавила, обращаясь к ожидавшей ее приказаний служанке: — Откажите, я не принимаю.

Горничная поклонилась.

— Продолжайте, граф! — проговорила Лола.

Штейгервальд раскрыл было рот, но дверь снова отворилась, и Зоя снова появилась, неся на серебряном подносе чью-то визитную карточку.

Лола сделала гневное движение.

— Но!.. — Она хотела сказать: «Я никого не приму», — но вместо этой фразы восклицание удивления и радости сорвалось с ее губ.

На карточке она прочла имя Рунна-Синга, о котором она не слышала два года.

— Проси, Зоя, в будуар, — сказала она. — А вы, Штейгервальд, не правда ли, извините меня? Это визит такого рода, которые не откладываются. Пейте кофе без меня. Через несколько минут я, вероятно, вернусь, но, во всяком случае, если визит затянется, вас известят.

— Хорошо, хорошо! Не церемоньтесь со мной, моя милая.

— Наконец-то! Наконец-то! — повторяла она, вбегая в спальню, взглянуть, годится ли ее туалет для подобного случая. Зоя последовала за госпожой.

— Этот господин ожидает вас в будуаре.

— Хорошо! А ты не удивлена? Однако он не похож на других, а? Как он одет?

— Как все.

— А!

— Только… должна вам сказать, что у этого господина цвет лица медный!

— Да ведь он индиец!

— А! Это индиец? Ну, я не полюбила бы человека такого цвета! О, подобная голова рядом с моей на подушках испугала бы меня!..

— Ах, молчи, ты глупа!.. А теперь, если кто-нибудь меня спросит… понимаешь?

— Вас нет дома… Слушаюсь.

На самом же деле вот о чем она думала. Ясно, что Рунна-Синг, индийский принц, путешествуя по Европе, не мог сохранить национальный костюм. Костюм этот уместен в Бомбее и был бы странен во Франции или в Англии. Тем не менее Лола облегченно вздохнула, увидев, что ее посетитель в нормальном черном костюме, лакированных ботинках и палевых перчатках.

Он поклонился ей, она поспешила подать ему руку.

— Прежде всего благодарю, тысячу раз благодарю вас, принц, — сказала она, — за все, что вы соблаговолили для меня сделать.