Отличный парень - Кристина Арноти (2008)

Ширли подходит к ней и обнимает ее.

— До свидания, Хельга. Один ваш звонок, и я примчусь к вам. Вы не хотите, чтобы я осталась у вас на ночь? Возможно, понадобится присмотреть за французом. В эту ночь я не дежурю в госпитале. У меня больше опыта в ночных дежурствах, чем у вас…

— Ночью он уже будет спать в своем отеле, — говорит Хельга с некоторым сожалением в голосе.

«Кто я? Королевский пудель, взбесившийся спаниель, далматинец, покрытый заскорузлыми пятнами былого честолюбия, карликовый китайский пес? — задается вопросом Роберт. — Они говорят обо мне, словно я — бессловесное животное. Хромоногий конь, которого еще не пристрелили из сентиментальных побуждений».

— Вечером я вернусь в отель, — говорит он.

— Как решит мой отец, — отвечает Ширли. — До свидания…

— До свидания, — повторяет Хельга.

Присутствие женщины успокаивает Роберта.

— Я приму душ, — говорит она, — а затем посижу с вами, чтобы вам не было так скучно.

Он делает непростительную ошибку:

— Никогда еще я не видел более красивой девушки, чем эта чернокожая…

— Однако таких здесь хоть пруд пруди, — произносит Хельга ледяным тоном. — И все же странно, что черная кожа оказывает столь притягательное воздействие… Особенно на французов… Чего нельзя сказать про американцев. Тут уж нет! Американцы совсем другие… Вашингтон не тот город, чтобы смешивать две расы…

Немного погодя Хельга возвращается в гостиную. Раскрасневшаяся под душем, вся еще в каплях воды, она кутается в махровый халат цвета спелого абрикоса.

Женщина вытирает лицо маленьким полотенцем такой же нежной расцветки.

— Ширли не захочет иметь дело ни с вами, ни с каким бы то ни было другим белым. У нее есть жених. Красавец, к тому же черный как ночь. Романтизм «Хижины дяди Тома» уже давно канул в прошлое… Дядя Том — это даже не вчерашний, а позавчерашний день…

— Хельга, — произносит он, словно очнувшись от забытья. — Хельга, мне очень плохо живется на этом свете… Мне так хочется рассказать вам все, что лежит камнем у меня на душе…

— Ой, — восклицает с досадой немка. — И он туда же… Я не хочу выслушивать ваши откровения. После вы можете пожалеть об этом. Человек порой начинает ненавидеть того, перед кем раскрыл душу. Мне же хочется оставить о себе приятное воспоминание…

Она протирает его лоб мохнатой банной варежкой, смоченной в ледяной воде.

— Вот так-то лучше… Вы не против, если я закурю? О, мой Бог! Как мужчины похожи на малолетних детей! Все они хотят иметь подружку, чтобы поделиться с ней своими мелкими горестями, переложить на хрупкие женские плечи тяжкий груз каждодневных неурядиц и забот; какое тайное удовлетворение они испытывают от того, что одна женщина утешает их, в то время как другая больно ранит их душу… Когда мне удалось вырваться живой из Берлина, никто не сказал мне: «Поделись со мной своими переживаниями! Расскажи о тех ужасах, которые ты видела!» Нет. Мне говорили: «Если бы ты знала, что я пережил. Ты не имеешь об этом ни малейшего представления». Всегда — «я» и никогда — «ты».

Она продолжает:

— Я приняла решение не выслушивать в будущем ни одной жалобы мужчин на жизнь. Мне надоело утирать им носы и слезы. Почему они ищут утешения именно у меня? Роль «близкой подруги» весьма неблагодарная. Пока вы нужны, вас будут бесцеремонно беспокоить в любое время суток по самому ничтожному поводу. Вовсе не заботясь о том, что у вас могут быть какие-то свои дела и планы, вас будут умолять приехать в то или иное место «всего на полчасика». Порой мне даже была приятна мысль, что во мне так нуждаются… Однако, как только у этого типа налаживается жизнь, все кончено. Он бросает вас. Как старую перчатку… Он перестает узнавать вас на улице. Теперь мне не хочется никого утешать. Я не желаю исполнять роль подружки, которая все поймет… Я не хочу понимать… Моя жизнь отныне изменится в лучшую сторону…