Кольцо с бирюзой - Грейс Тиффани (2007)

Поздним вечером дядя Лии вел ее домой по улицам, извивающимся, как свернувшаяся змея. Он посмотрел, как она исчезла, словно призрак, в боковом портале великолепного особняка де ла Керда и отправился назад, на улицу де ла Чапинерия. Уже миновала полночь, и фонари у дома Лии были погашены. Ее служанка сидела в кухне, при свете свечей бросая фасоль в воду, чтобы она набухла. Это была новообращенная мавританка, которая несколько лет назад стерла елей со своего сына после обряда крещения. Лия видела, как она это делала в саду. Теперь женщина подняла глаза, кивнула и поднесла палец к губам, улыбаясь всем их испанским секретам.

Храп Себастьяна де ла Керды звучал в сухом воздухе коридора, соединяющего верхние галереи. Сквозь окна, украшенные мавританскими арабесками, проникал неровный свет звезд, пробивающийся между плывущими облаками. У нее кружилась голова от вина, и Лия наталкивалась на стены, как — это она не раз слышала, — случалось с ее отцом. Сейчас ее радовало его шумное дыхание во сне. Она легкая и не производит шума, как это обычно делал он, думала она, хотя в состоянии легкого опьянения ей самой судить об этом было трудно. Оказавшись наконец в своей комнате, Лия захлопнула дверь и на мгновение прислонилась к ней в темноте. За опущенными веками кружились и плясали огоньки, и цветные полоски, и таинственные еврейские образы. Медленно подошла она к своей кровати и легла, не раздеваясь, лишь сбросив на пол вуаль. Она разметала волосы по подушке, расчесав кудри пальцами.

Атмосфера собрания не подтвердила ее опасений. Она жаждала и боялась празднования Шаббата: хотела быть принятой в сообщество евреев и боялась, что какой-нибудь ее неправильный шаг испортит их ритуал. Однако торжественные молитвы изредка перемежались весельем, и это уменьшило ее страхи. Лия понимала, почему они смеялись. Анусимы шутили, чтобы остаться в живых или сделать свою жизнь более или менее терпимой. Юмор был тем огнем, что удерживал в узде христианских волков.

«Новая инквизиция не похожа ни на что, что видела эта страна до сих пор».

Она попыталась ощутить тот холод, который слова этого мужчины, Дэниела, на короткое время поселили в ней за этим запрещенным застольем. Они сидели, заканчивая жевать шаллах, хотя, когда огонь погаснет, труба без дыма оповестит весь Толедо, что они отмечали запрещенный Шаббат. Но сердце ее плавало в вине, и она продолжала улыбаться в темноте. Потому что другой голос вытеснял мрачное заявление Дэниела. Голос этот, сухой и веселый, принадлежал спокойному молодому человеку с темными волосами и ясными карими глазами.

Лия скрестила руки на груди и обняла себя за плечи, думая о лице Шейлока Бен Гоцана.

В следующую пятницу она попросила разрешения пойти на вечернюю службу в сопровождении той мавританской служанки, которая после крещения стерла елей с тела своего маленького сына. Она знала, что женщина по-дружески расстанется с ней у ворот дель Моллета, под аркадой, соединяющей собор с дворцом Квироги. Там среди стройных, изящных мавританских колонн из розового песчаника ее будут ждать тетя и дядя. Аструга и Ройбен снова возьмут ее на Шаббат, на этой неделе не в доме Дэниела, а где-нибудь еще, потому что тайный Шаббат был передвижным праздником. Он танцевал по Толедо непредсказуемыми па, ускользая от загребущих рук Святого Братства.