Кольцо с бирюзой - Грейс Тиффани (2007)

— Zakhor, — сказал он. — Не забывай. Так мы напоминаем об известковом растворе, с помощью которого израильтяне строили Египет.

Забыть об этом было бы трудно. Лия подумала о шерсти и шелке, которые евреи ткут в Толедо, и об их церковных десятинах, на которые куплен камень для собора.

Аструга зажгла свечи. Мальчик Сантьяго Мендоса, без всякого выражения на лице, принес четыре бокала и осторожно поставил их на стол, потом пошел разжигать огонь в печи. Солнце село, и семьи Бен Гоцана и Селомо в это святое время не стали бы сами разжигать огонь. Но они попросили мальчика сделать это, потому что в эту ночь всех ночей Святое Братство будет высматривать трубы, из которых не струится дым.

Гоцан налил вина в бокалы и начал молитву. На ладино он благословил вино, говоря: «Будь благословен ты, о Господь, Царь вселенной, Творец плодов винограда».

Хвалу полагалось бы петь громко, но он сдерживал голос. Все присутствующие присоединились к нему и молитву вместе с Гоцаном закончили на испанском:

— Пусть все, кто голоден, придут и едят. Этот год в Испании, следующий год в Иерусалиме. В этом году мы рабы, в следующем — свободны.

Затем Гоцан развернул страницу Агады[31], порванную справа, но красиво написанную и украшенную золотыми буквами, окруженными геометрическим и цветочным орнаментом. Запинаясь, Гоцан прочитал на древнееврейском отрывок из истории о казнях, ниспосланных на фараона, и об исходе евреев из Египта через Чермное море. Завершив чтение, он осторожно свернул маленький свиток, перевязал его и положил за пазуху, на грудь.

Перед ними были ягненок, и маца, и вино. Этот стол был их Иерусалимом.

— Пять тысяч триста двадцать восьмой, — сказал Шейлок, спокойно жуя.

— Пять тысяч триста двадцать седьмой, — возразил двоюродный брат Лии, Иегуда.

— Я научил своего сына не ошибаться в цифрах, — заметил Гоцан. — Это — год пять тысяч триста двадцать восьмой, если он так говорит.

Аструга покачала головой:

— Мы запутались. Нам нужен раввин, чтобы научил нас считать.

Отец Хайм, который появился к концу молитвы, запыхавшийся и без облачения, выглядел оскорбленным.

— По моим подсчетам, Шейлок прав, — заявил он.

— В христианском мире с датами дело обстоит не лучше, — вмешался Ройбен. — Все ждут, что следующим папой будет Григорий, тот, который намерен ввести новый календарь. Протестанты-англичане, чтобы бросить ему вызов, уже сейчас заявляют, что будут придерживаться своего календаря, даже если все народы Европы пойдут другим путем! Англичанам всегда нужно держаться особняком.

— Хорошо англичанам! — засмеялась Лия.

— Но Англия еще хуже, чем Испания, — заметила Аструга. — Если говорить насчет того, как держаться. Всего несколько лет назад они сжигали на кострах своих протестантов, а теперь вешают католиков.

— Неплохо, — одобрил Шейлок.

Отец Хайм погрозил ему пальцем:

— Англия — не благословенная страна, раз там вешают католиков. Не думай туда отправиться. Ты знаешь, король Англии Эдуард Первый терпел иудеев в своем королевстве до тех пор, пока они отдавали ему свое золото? Когда у него кончались деньги, он хватал почтенного раввина и выдирал ему зубы, и говорил, что так будет с остальными иудеями, если они не отдадут ему свои богатства. Он выжал из них все, а потом изгнал силой!

Шейлок засмеялся.

— И из-за того, что какому-то старому английскому еврею больше двух веков назад выдрали все зубы, мы все должны оставаться в Испании и носить санбенито? — Он шутливо приставил свой нож к груди Хайма. — Я скорее пожертвовал бы королю твои зубы, чем свою грудь — пинге.

— Ш-ш-ш, Шейлок! — сказала Лия. — Он — священнослужитель.

— И, несмотря на это, мы уважаем его, — засмеялся Гоцан, похлопывая Хайма по плечу.