— Значит, так, — начал Моррисон. — Ну, что я могу сказать? Знаете, он был отличным парнем. Отличным парнем. Он всегда улыбался.

— Он был хорошим другом? — подсказала ему Лайза.

— Ну, знаете… я живу здесь около месяца, но он… вы не поверите… у меня сразу возникло такое чувство, что я могу положиться на этого парня в трудную минуту. Это в нем было. Он вызывал доверие. Дело в том… что я могу сказать? Это такая потеря. Для его семьи, для общества.

Лайза Бейджер убрала микрофон, и камера показала ее лицо, оставив Эдварда Моррисона вне поля зрения.

— Большая потеря для соседей, близких друзей. Но не такая ужасная, как для семьи Джеффри Уайта. У меня все, Джон.

Ведущий торжественно кивнул.

— Несколько фраз напоследок, Конни?

— Джон, — печально обратилась к нему Конни Куэвас. — Вчера я находилась возле Девятнадцатого участка и разговаривала с детективом Томасом Керриганом, одним из лучших нью-йоркских детективов. Он расследует дело мисс Столлингс. Я задала ему прямой вопрос.

— Вы намерены арестовать Николетту Столлингс? — спросила Конни Куэвас.

Керриган остановился и тяжело вздохнул. Было прохладно, и его дыхание превращалось в пар, видимый на экране.

— Видите ли, я не могу это комментировать, — ответил он и исчез в глубине здания. На экране вновь появилась Конни, сидевшая в студии.

— Зрители «Горячих новостей» могут быть уверены: мы следим за развитием событий с самого начала и будем держать вас в курсе дела до самого конца. У меня все, Джон.

Ник выключила телевизор, прошла в ванную для гостей и приняла горячий душ, стараясь решить, что делать дальше. Она вытерлась, заглянула в комнату родителей, убедилась в том, что мать еще спит. Тихо подошла к шкафу. Одежда, в которой Ник сюда пришла, до сих пор не высохла. Ник осторожно открыла дверцу шкафа. Если не считать ночной рубашки, в которой она спала, Ник давно не носила никаких материнских вещей. Она быстро отыскала простое белое платье с высоким воротом, которое не выглядело нелепым, и разношенные туфли, зная, что обувь матери ей тесновата. Затем Ник торопливо вернулась на кухню, достала из сумочки приставку к автоответчику и проверила, нет ли на нем новых посланий. На этот раз перемотка пленки не заняла много времени.

«Мисс Столлингс? Это доктор Клейн. Мне просто захотелось узнать, как у вас дела, и… знаете ли, мне подумалось, что, если вам что-нибудь нужно, я мог бы заехать к вам. Вот и решил позвонить. Я надеюсь, вы чувствуете себя лучше. И я… знаете, мне было очень приятно познакомиться с вами. Не помню, дал ли я вам свой домашний телефон, но вот он, на всякий случай: 358-4734». Раздался гудок.

«Алло. Это Феррис Фаннинг. — Голос адвоката звучал дружески, в нем не было теперь вчерашней уклончивой интонации. — Сейчас понедельник, раннее утро, но я решил вам позвонить и убедиться, что с вами все в порядке. Насколько я понимаю, мы встречаемся сегодня утром, не так ли? Буду рад сделать для вас все, что в моих силах. Я следил за развитием событий на протяжении уик-энда… в общем, надеюсь увидеться с вами в десять. И вот еще что. Простите меня за вчерашнее. Сами понимаете: семья и все такое».

Ник осознала, что в последнее время ни разу не вспомнила о существовании Фаннинга. После следующего гудка послышалось:

«Мисс Столлингс. Это детектив Керриган. Сейчас восемь десять, понедельник, утро. Я бы предпочел, чтобы вы сообщили мне о том, что намереваетесь выехать из города и… нанести визит миссис Уайт. Было бы лучше, если бы вы позвонили мне, а еще лучше — пришли сегодня в участок как можно скорее. Я оставлю точно такое же послание мистеру Морану». Гудок.

«Это Эрни Моран. Где вас черти носят? Проклятие. Позвоните мне. 876-8852». Это было последнее послание. Ник отсоединила приставку и набрала номер. После нескольких гудков раздался голос секретарши:

— Линия мистера Морана.

— Это Николетта Столлингс.