И сердца боль - Анна Климова (2012)

И тут Андрея понесло. В самых патетических выражениях он пожаловался на последствия городской урбанизации для московской молодежи, на жуткий ритм жизни, когда некогда даже взглянуть на часы, на бесконечные стрессы, подрывающие молодые неокрепшие организмы. «От чешет, стервец!» — с улыбкой сказала какая-то полная тетка, обреченно махавшая платочком на лицо.

Девушка-гид только стояла и обалдело хлопала глазами. Его друзья оглушительно засвистели, выражая свой восторг.

— Ну что ж, если молодым людям действительно интересно, — сказала она наконец, — не можем же мы их прогнать.

Андрея покорила невероятная наивность Ольги, ее безмятежная уверенность в том, что спектакль, который он устроил для приятелей, — действительно страстное желание «приобщиться к сокровищнице истории своего родного города». И он дал себе слово при первом же удобном случае распрощаться и увести ехидно хихикавших парней… и с каждой следующей минутой понимал, что не может не слушать Олю. Она знала Москву так, будто прожила здесь всю жизнь. И говорила о ее улицах, площадях, памятниках, соборах с таким вдохновением и внутренним неподдельным теплом, что Андрей и сам оказался охвачен очарованием повествования девушки-гида. Даже друзья-приятели перестали громко выражать свои чувства по поводу новых знакомств, словно открыв для себя свой город заново.

— … это была трагедия народа. Трагедия безысходности, беспросветности и отчаяния перед извечным законом — «раб — хозяин». 10 января 1775 года Емельян Пугачев, наивный вождь рабов, объявивший себя царем Петром III, был казнен. Так захлебнулось, возможно, самое удачное в 18 веке восстание народных масс, доведенных до отчаяния.

Они и не заметили, как солнце вновь скрыли тучи, а тяжелые, тугие капли уже начали падать на жаркие улицы и тротуары. Через минуту город накрыл ливень. Группа моментально рассыпалась в поисках укрытия, а Ольга звонко взывала:

— Товарищи, далеко не разбегайтесь! Мы должны вернуться к автобусу через час! Слышите?

И тут она взглянула на Андрея, стоявшего рядом с ней под дождем.

— А почему вы не прячетесь? — девушка вся съежилась в своей кофточке, давно уже промокшей.

— Из чувства солидарности, — ответил он, разглядывая вдруг отчетливо проявившуюся в намокшем платье изящную фигурку.

— Вы и заболеете вместе со мной из чувства солидарности?

— Не хотелось бы. Поэтому предлагаю найти укрытие.

Взяв девушку за руку, Андрей потащил ее к какому-то подъезду. Они бежали по белесым от пыльцы лужам, огибая ограды и припаркованные машины. Андрей чувствовал, что именно в этот момент происходит что-то неуловимо зыбкое, что очень легко потерять, упустить и никогда не вернуть…

Они влетели в полутемный подъезд. Оглушительно хлопнула дверь, отразившись эхом на всех этажах. За мутным стеклом двери низвергались потоки воды, а в подъезде стояла могильная тишина. Переход из грохота майской стихии в эту священную тишину показался таким резким, что они замерли, оглушенные… и мокрые. Андрей смотрел, как ручейки воды стекают с ее юбки на коричневый кафель пола и на легкие босоножки.

В подъезде было прохладно, и Оля начала мелко дрожать. Андрей снял свою кожаную куртку с заклепками и мгновенно накинул ей на плечи.

— Ну что вы! Не нужно! — запротестовала она, сделав освобождающее движение плечом, но Андрей опередил ее, посмотрел нарочито строго.

— Милая леди, если вы заболеете, я как истый джентльмен буду винить в этом себя, а поэтому явлюсь под окна вашей больницы и застрелюсь на глазах у изумленного персонала.

Удивительно, но в ее глазах он прочел… ужас!

— Я пошутил, — засмеялся он.

Оля укоризненно покачала головой и тихо произнесла:

— Со смертью не шутят.

Ему показалось, что она знала, о чем говорила. И говорила без иронии, искренне, будучи уверенной в том, что Андрей мог бы исполнить свою угрозу.