Роковая женщина - Майкл Корда (1998)

— Там, внизу, торчал какой-то парень, иностранец. Я велел ему открыть дверь.

Привратник, конечно, не мог противостоять Баннермэну.

— Могу я вам что-нибудь предложить? — спросила она.

— Скотч. — Баннермэн разглядывал гостиную. — У вас прекрасная квартира.

— Слишком маленькая, по сравнению с теми, к которым вы привыкли.

Он пожал плечами. Она вышла на кухню и налила ему виски. Когда вернулась, он изучал ее книги. Сейчас ей бы хотелось, чтоб у нее был более интересный подбор литературы. Хотелось, чтоб у нее была более роскошная квартира. Хотелось, чтоб она не стояла перед ним без косметики, в старом махровом халате, слишком коротком, чтоб выглядеть скромным.

— Это для меня неожиданность, — сказала она. — Сколько времени?

— Я не ношу часов. Одиннадцать или около того… Послушайте, я обычно избегаю объяснений, но мы должны поговорить.

— Должны? Но мы поговорили во время ленча. Ладно, все это, вероятно, моя вина. Я уже это сказала. Но вы не могли просто дать мне ключ и ожидать, что я буду приходить несколько раз в неделю как служанка, которая приглядывает за цветами в горшках.

— Я никогда не подразумевал ничего подобного, — сказал он жестко, более сердито, чем когда-либо, как ей показалось. Потом откинул голову назад и рассмеялся. Перевел дыхание, его хорошее настроение наконец вернулось. — Да, конечно, подразумевал. Я должен винить только себя. Позвольте мне исправиться и сказать: я вас хочу. На любых условиях.

— Я не торгуюсь.

— Проклятье, не будьте такой ершистой. Я хочу только сказать, что мы можем быть друзьями, любовниками, всем, кем вы пожелаете. Вы не обязаны принимать этот злосчастный ключ, Александра. Вопрос в том, примете ли вы меня?

Не дав ей шанса ответить, он обнял ее и поцеловал, стиснув медвежьей хваткой, настолько сильной, что у нее перехватило дыхание — и у него, очевидно, тоже, потому что он выпустил ее, взял свой стакан и сделал глубокий глоток.

— Совсем разучился, — сказал он.

— Вы меня дурачите.

— Я имею в виду — разучился разговаривать с молодыми женщинами. Честно признаться, я провел последние несколько лет, погрузившись в жалость к себе. Ужасная потеря времени.

— Я там тоже побывала.

— Где? Ах да. Мне это непонятно. Вы слишком молоды, чтобы жалеть себя.

— Это не вопрос возраста.

— Наверное, нет. Он снова обнял ее, на сей раз более нежно. — Я не хочу, чтобы вы считали меня старым дураком…

— Я не считаю.

— Спасибо. Но мне нужно, чтоб вы поняли, что это меня не волнует. Думайте, что хотите, но я вас хочу.

Неожиданное осознание одиночества показалось ей невыносимым, хотя она была вполне довольна пребывать в нем всего несколько минут назад. Она тоже хотела его и позволила себе признать это, почувствовать и примириться с этим, к чему бы оно ни привело.

— Артур, — проговорила она, глядя на него, — я ничего не обещаю.

— Я и не прошу вас обещать.

— Вы… останетесь на ночь?

— Я бы очень этого хотел, — серьезно сказал он. — Если вы позволите.

Он возвышался над ней, заполняя собой всю ее маленькую гостиную — человек, словно сложенный по масштабам тех дворцов, в которых сам обитал. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его.

— Да, — ответила она. — Я вам позволю.

Ей снилось кукурузное поле. Она бежала через него под ясным синим осенним небом. Воздух был так холоден и прозрачен, что она почти чуяла приближение зимы. Стебли, гораздо выше ее ростом, можно уже было начинать жать; слабое дуновение ветра заставляло их волноваться подобно морским волнам — хотя она никогда не видела настоящего моря.

Она несла термос, бережно сжимая его обеими руками — не маленький термос, какой она брала с собой в школу, а один из тех, что мужчины ставят рядом с собой на переднее сиденье пикапа и где помещается достаточное количество кофе, чтобы его хватило на все рабочее утро — с рассвета до десяти часов.