Театр любви - Наталья Калинина (1996)

Честно говоря, мне было не до ее рассказа. За стеной набирал силу скандал. Наконец женский голос сорвался на истеричный визг, что-то упало, раздался звон разбитого стекла. Заплакал ребенок.

Рыцарь поднял свой блестящий нос на уровень моего и завыл, обращаясь к хрустальной люстре под потолком.

Кириллина вздрогнула, поднесла к губам скомканный платочек.

Детский плач за стеной становился все громче. Рыцарь сиганул с дивана и стал скрести лапой дверь.

— Наталья Филипповна скоро уедет. Он ее больше никогда не увидит. Сейчас ее нужно профессору показать. У нее запущенная глаукома. В их поселке даже окулиста нет. У Веры Кузьминичны тоже глаукома была. Как жаль, что Веры Кузьминичны больше нет с нами.

В последней фразе я ощутила фальшь. Наверное, Кириллина решила отблагодарить меня за отзывчивость.

Плач за стеной внезапно прекратился. Рыцарь прыгнул на диван и уперся мне в бок своим могучим телом.

— Наталья Филипповна через неделю уедет. Неужели нельзя потерпеть? — Варвара Аркадьевна обращалась к стенке, за которой вдруг наступила гробовая Тишина. — Разве можно бросить на произвол судьбы старого больного человека? Тем более она же не чужая…

— Эта… — я чуть было не сказала «Валентина», но вовремя поправилась на «Наталью Филипповну», — она вам родственница?

— Дальняя. Очень дальняя. Разыскала по справочному столу. Мы с ней тридцать лет не виделись. Деревенская она совсем, вот Валентина и возненавидела ее, хотя сама… — Кириллина безнадежно махнула рукой. — И Сашу против нее настроила. Ташечка, ты не представляешь себе, какое влияние имеет на моего сына эта парикмахерша!

Тоже мне графиня! Я вспомнила, как еще в школьные времена Кириллина походя охарактеризовала мою мать, с которой встретилась на родительском собрании, «домработницей», о чем рассказал мне в ту пору не имевший от меня никаких секретов Саша.

— Таша, прошу тебя, поговори с ним. Ты когда-то так хорошо на него влияла. Он совсем ручной был. А теперь… Поговори, милая. И прости нас. Ташечка. Спаси моего сына.

Она встала. Я раскрыла было рот, чтоб возразить. В этот момент дверь со стуком распахнулась. Диван стал проваливаться подо мной и Рыцарем, который, кажется, этого не заметил. Пингвин в зеркале напротив вобрал голову в плечи.

— Маман, дай десятку. С получки верну. Хотя, может, и не верну, — услышала я еще незабытый голос.

— Собрался куда-то?

— Много будешь знать… Да ты и так уже старая. Так дашь?

— У меня нет денег.

— Не заливай. Три дня назад пенсию получила.

— От пенсии уже рожки да ножки. Квартира, продукты…

— …Такси, фрукты в больницу.

— Саша, я же просила…

— Я тоже прошу. И совсем немного. Прекрасная возможность откупиться от родного сына.

Я изо всех сил старалась смотреть мимо них, мимо себя в зеркале, мимо большого портрета горько плачущего ребенка на стене. Мне казалось, я слышу его плач даже через распаляющиеся голоса матери и сына.

— Убери руки, иначе не получишь!

— Убрал, убрал.

— Валентина скажет, что я тебя спаиваю.

— Провались она к…

Он мельком глянул в мою сторону. Снова взгляд, уже повнимательней. Варвара Аркадьевна рылась в сумке, перебирая руками точно в замедленном кинокадре.

— Опять в вытрезвитель попадешь.

— По крайней мере, по-человечески высплюсь. — Он засунул деньги в карман и отвесил поклон в сторону дивана. — Вынужден откланяться. Прошу извинить за будничную сцену — праздники кончились, пироги зачерствели. Се ля ви, мадам.

Входная дверь хлопнула с сухим треском. Как елочная хлопушка, которыми я в детстве любила пугать из-за угла. Всех подряд, в том числе и Сашу. А он смеялся.

Варвара Аркадьевна зажгла сигарету, повернулась ко мне спиной. Я встала, одернула свитер. Время нашего рандеву истекло.