Театр любви - Наталья Калинина (1996)

«Тоже мне, Мадонна Спиридоновна! — мысленно обругала себя я. — Ну-ка, задержи дыхание. Еще раз. Еще».

— Да провались к чертям вся эта чепуха! — на всю улицу выкрикнула я.

Стас невозмутимо шагал рядом, никак не реагируя на мои эмоции, и соизволил открыть рот, лишь когда мы очутились дома.

— А Дженни вовсе не от Курта родила, с которым три года в одном вольере просидела, а от Туземца. Его прислал в дар Алжирский зоопарк, — сделал он весьма ценное сообщение. — Если самок и самцов гепарда вместе держать, спаривания не произойдет. Дела житейские… А твой хамлюга мое место занял, — пожаловался он тоном ябеды-первоклассника. — Не буду с его блохами спать. Эй ты, подвинься! — прикрикнул он на развалившегося на тахте в кухне Егора.

В тот вечер Стас был как никогда разговорчив — слова мне вставить не давал. Пока мы с ним пили чай, молол что-то про рептилий, вернувшихся через семьдесят миллионов лет в море, первоначальную среду своего обитания, цитировал пространные выдержки из книг по герпетологии, как делал это в школьные времена еще у бабушки, если кто-то из присутствовавших пускался в нудные разговоры. А я тем временем вспоминала Леркины миндалевидные глаза на узком холеном лице, в зеркале на подоконнике видела свой лоснящийся нос, сросшиеся на переносице брови и благодарила Бога за то, что послал мне сегодня Стаса. «Был бы вместо него нормальный человек, посплетничала бы с ним, что называется, душу бы отвела. Райка недаром говорит, что сплетни — лучшее лекарство от сердечных болезней. Может, правда, оно и к лучшему, что Стас ненормальный…»

— Стас, — неуверенно начала я, — ты Кириллиных помнишь?

Он уставился на меня круглыми глазами, спихнул с тахты давно клевавшего носом Егора и заявил, что зверски хочет спать.

«Дурак. Бесчувственный дурак», — готово было сорваться с моего языка.

Но в душе еще не окончательно замело след, оставленный музыкой Шопена.

Я выключила торшер, вытянулась в своей излюбленной позе спокойствия, отгоняя от себя мысли. А они жужжали, роились, сводясь к одному: Егор сегодня не нашкодил, как обычно, гепардиха в неволе окотилась, если, разумеется, это не очередная байка Стаса, я встретила на пороге собственного тридцатилетия Кириллину. Как будто нарочно подстерегала меня, зная о моих десятилетних циклах. И Стас сроду не оставался у меня ночевать, а сегодня вдруг взял и остался, и пасьянсы вчера один за другим сходились, хотя никаких особых желаний у меня не было.

«И нет, — сказала я себе. — Кроме как скорей заснуть».

Кажется, в конфетнице валяется таблетка радедорма. Я направилась босиком в ванную запить ее из-под крана.

В кухне горел свет. Сквозь занавешенное желтой шторой стекло двери я увидела темный силуэт сгорбившегося над столом Стаса. «Сидя спит», — решила я и, приоткрыв дверь, потянулась к выключателю.

Стас взвился с места с грациозностью застигнутой врасплох вороны и, оттолкнув мою руку, громко щелкнул выключателем.

Мать с Китом заявились без предварительного звонка. Я еще валялась в постели в полушоковом состоянии от вчерашней встречи и радедорма. Я даже не удосужилась надеть поверх пижамы халат, чем выказала свое явное равнодушие к Киту. Думаю, он это понял.

— Никита Семенович на рыбалке был, — с наигранным весельем заявила с порога мать. — Мы тебе щуку привезли. Свеженькую.

— Спасибо.

Я плюхнулась в свою скомканную постель. Кит отправился курить на кухню, мать, отогнув край простыни, присела ко мне.

— Ты не приболела, деточка? Что-то ты вся желтая. И кожа у тебя неважная стала. Нужно побольше фруктов кушать, соки пить. — Она оглянулась на дверь и ловко засунула мне под подушку деньги. — Апельсинчиков купишь, свежих огурчиков. Нет, нет, это мои кровные. Представляешь, Никольской так понравился свитер… Одиннадцать гвоздик принесла. На самом деле очень пикантно получилось — как с парижской картинки.

Ее глаза вспыхнули на мгновение задорным огоньком.