Театр любви - Наталья Калинина (1996)

Я рассмеялась. Смех был злой и неискренний. Он не принес мне облегчения.

— Давай дальше, мама.

— Андрюша повел меня в дом, поставил чайник, накрыл на стол. Не знаю, кто из них все убрал — там везде был порядок. Хотя, как ты знаешь, обстановка у Стасика бедная. Да и с чего, спрашивается, ей быть богатой?

— Не отвлекайся, мама.

— Доченька, он такой… ласковый, такой доверчивый. Его люди всю жизнь обманывали, пользовались тем, что он бессребреник. Он себе ни копейки не нажил, квартиру оставил своей сожительнице, хотя даже не был с ней расписан. Кочует по всему свету, точно цыган. Был на Севере, потом подался в теплые края. Сказал, что нашел наконец хорошую работу. Где-то в Подмосковье или Калужской области, точно не помню. Собирался купить, как он выразился, хибару, огород развести. Я показала ему твою фотографию. Он ее долго рассматривал…

— Мамочка, ну почему ты не рассказала мне об этом тогда же? Я бы все на свете бросила и примчалась к нему.

— Именно этого я и боялась. Ты ведь и раньше не знала меры или, как говорили в наших краях, чуры. Уверена, ты бы в Париж не поехала.

— Думаю, что да.

— Вот-вот. Потом бы жалела.

— Больше всего я жалею о том, что выросла без отца. Ты даже представить себе не можешь, как я об этом жалею.

— Это я во всем виновата, доченька. Тоже по молодости лет еще какой максималисткой была. Думала — если мой, то весь, без остатка. Представить себе не можешь, как же я ревновала Андрюшу к его первой жене, к сыну. Помню, ночи напролет не спала, злыми слезами заливалась. Теперь понимаю, какая глупая была, да ничего уж не воротишь.

— Он говорил что-нибудь об Алеше?

— Нет. Андрюша знал, что это был для меня больной вопрос. Ну а у меня как-то духу не хватило спросить.

— Мама, а ты мне правду сказала? Понимаешь, я не верю в то, что отец пьет и вообще сильно изменился. Сама не знаю почему, но не верю.

— И правильно делаешь, доченька. Он остался почти такой же, каким был. Конечно, поседел, кое-где морщинки появились. Зато стройный, как мальчишка. И улыбка прежняя осталась. Такая бесшабашная, открытая. Хоть жизнь и надавала ему затрещин от души.

— А где он сейчас? — спросила я, подсаживаясь к матери на диван и обнимая ее за плечи. — Тебе известен его адрес?

— Нет. С того самого дня он точно в воду канул. Стасик говорит, вмиг собрался и уехал. Хотя мне сказал, что еще несколько деньков погостит. Они со Стасиком подружились. Потом я несколько раз у Стасика спрашивала, не слышно ли чего об Андрюше. Так ничего с тех пор и не слышно. — Мама встала и посмотрела на большие стенные часы с боем, которые подарили Киту на шестидесятилетие его сослуживцы. — Что-то Никиты Семеновича долго нет. Обычно он по понедельникам никогда не задерживается. Кушать хочешь, доченька?

— Подождем Кита. Мама, я, наверное, переночую у вас, а утром уеду на дачу. Мне кажется, я больше не смогу жить в той квартире.

— Никита Семенович говорит, в вашем районе последнее время стало опасно. Как-то оставил машину возле подъезда на пять минут, а вокруг уже стали какие-то подозрительные типы болтаться.

— Если не ошибаюсь, вы с Китом не были у меня года три, если не больше. С тех пор у нас там все изменилось.

— Доченька, понимаешь, я попросила Никиту Семеновича заехать к тебе по пути с работы. Мы очень волновались — у тебя несколько дней телефон не отвечал. Ни в Москве, ни на даче.

— Когда это было, мама?

— В пятницу вечером.

— Я была… на даче.

— Он мне так и сказал. Говорит, у Бориса были гости — бабы, наверное. Он не пустил Кита дальше прихожей.

— Не помнишь, в котором это было часу?

— Спросишь у Кита. Хотя теперь-то какая тебе разница? Думаю, вскоре после шести. По пятницам Никита Семенович, как правило, уходит со службы без пятнадцати шесть. Деточка, твои часы правильно идут?

— Да, мама. Твои тоже. Сейчас без пяти восемь.