Искушение любовью - Эйлин Драйер (2015)

Первой выхода достигла Мейрид и, повернув свободной рукой ручку, толкнула дверь. Подумав, что на улице их кто-то может поджидать (не сам же огонь загорелся), Фиона попыталась ее опередить, но прежде чем успела открыть рот, чтобы предупредить сестру, та уже выскочила наружу и, неожиданно споткнувшись обо что-то, упала. И Фиона едва избежала той же участи, успев перепрыгнуть через растянувшуюся у двери девушку.

Это происшествие немного всех подбодрило, и они побежали в глубину сада, где было тихо и спокойно. Однако вскоре им пришлось остановиться, едва не наткнувшись на препятствие: на земле лежало что-то большое и мягкое.

– Мей? – окликнула Фиона сестру, которая зачем-то опустилась на колени, а приглядевшись, увидела на ее платье пятно, темное и влажное.

Фиона непроизвольно отпрянула, а Мейрид поднесла руку к лицу и произнесла каким-то странным, чужим голосом:

– Это человек.

У Фионы похолодело внутри. Перед мысленным взором промелькнула картинка из прошлого, тяжелое, ужасное воспоминание. Холод. Непроницаемая темнота. И скорчившаяся на земле, задыхающаяся от рыданий маленькая Мей. И ее с трудом различимые слова, такие же как сейчас: «Это человек».

Фиона несколько раз глубоко вздохнула, заставляя себя сосредоточиться, и мысленно постаралась поступить с этими воспоминаниями так, как только что с бумагами: загнала в дальний угол памяти, откуда они не смогут пока потревожить ее. Не смогут причинить боль Мей. Окончательно взяв себя в руки, она наклонилась, чтобы получше рассмотреть то, что увидела сестра.

– Святое распятие! – выдохнула миссис Куик, с другой стороны наклонившись к человеку, неподвижно лежавшему прямо напротив черного хода их дома. – Господи Иисусе!

Женщина отвернулась, и ее вырвало на траву.

Фиона склонилась еще ниже. В свете луны все казалось серым, но ей и не надо было различать краски: она достаточно хорошо знала, что при таком освещении кровь выглядит черной. Рот лежащего был полуоткрыт, как у уснувшей рыбы, в неподвижных глазах отражались лунные блики. Сомнений не осталось – мужчина мертв. И не просто мертв, а, судя по обилию крови, образовавшей вокруг его головы страшное подобие нимба, жестоко убит. Лицо его буквально исполосовали чем-то острым, нетронутыми остались только глаза.

– Фи! Фи? Неужели опять? Не-ет!

Как выяснилось позже, соседей разбудили не вспышки огня или запах дыма, а этот протяжный крик и громкие рыдания совершенно выбитой из колеи Мейрид.

Глава 9

Алекс грохнул большим бокалом с бренди по нечистому, липкому столу и, швырнув деньги на середину, нарочито громко, чтобы не оставалось сомнений в том, что его поняли, заявил:

– На все.

Помимо него за столом сидели четверо, все – представители аристократических фамилий, не имевшие ни малейшего отношения к обитателям трущоб, однако частые гости «Голубого гуся». С бокалами в руках и салфетками за воротниками, они выделялись как цветы на навозной куче. Даже полностью промотавшись, они все равно не утратили бы особого положения в обществе, и ничто – даже самые грязные делишки – не сделало бы их здесь своими. Даже лица у них, черт побери, были не такие, как у остальных: чистые и ухоженные.

По глазам тоже многое можно узнать. Так думал Алекс, глядя на Сирила Винса, костлявого лысеющего мужчину с одутловатым лицом, младшего отпрыска весьма знатной семьи. Он был частым посетителем подобных «Гусю» таверн, где снискал славу удачливого игрока, выигрывая часто довольно крупные суммы. Так было, например, и в прошлый раз, когда он играл с Алексом. Вообще в последнее время как-то так получалось, что когда Алекс заходил в «Голубой гусь», там уже были Сирил и Барт Смидерс и известный своим склочным характером и умением пообедать за чужой счет баронет, которого все звали Пьюрфой.