Вечерняя звезда - Ларри Макмертри (1995)

— Тебе нужно было сразу же ехать домой, — сказал Паскаль, чувствуя легкое смущение, но вместе с тем и негодуя.

— Ну-ну. Мы с тобой состоим в довольно свободной связи конфедеративного характера, и не тебе указывать мне, что я должна делать. Если ты, в твоем возрасте, можешь завести себе худенькую мадемуазель, у меня нет оснований считать, что я не могу обеспечить себе общество крепкого, молодого мсье.

— Но… — пролепетал Паскаль и сразу же умолк. Он чувствовал, как в нем закипает негодование, хотя именно этого врачи советовали ему избегать. Ему настоятельно советовали сохранять спокойствие, но как тут его сохранить, когда рядом сидит Аврора, хвастаясь силой своего молодого любовника? Принимая во внимание то, что он, спасая ее от мафии, пожертвовал своим здоровьем, она могла бы такого не говорить.

— А зачем он тебе нужен? — спросил он, предпринимая благородную и, как ему казалось, даже сверхблагородную попытку быть разумным. — Ведь у тебя есть я!

— Да, но ведь у тебя есть мадемуазель… как бишь ее зовут? — спросила Аврора.

— Соланж, — автоматически отозвался Паскаль.

— Ах, Соланж! А моего юношу — Сэм. Не сказать, что имена рифмуются, но хоть начинаются с одной и той же буквы.

— Сэм! Ну, это уж слишком! — повысил голос Паскаль. — Сколько же ему лет?

— Уже почти восемнадцать.

— Восемнадцать! — Паскаль чуть не рычал. — Ты ложишься со мной, а потом мчишься еще куда-то и ложишься с восемнадцатилетним? Как это мерзко!

— Но почему, дорогой? — удивилась Аврора. — Ты же знаешь, как я люблю науку, а если верить ученым, юноши достигают пика созревания как раз к восемнадцатилетнему возрасту. Я не понимаю, что ты тут находишь мерзкого, если я хочу помочь Сэму насладиться совершенно естественным пиком.

— Ты — чудовище, ты сокрушила меня, а я-то думал, что мы любим друг друга! — выпалил Паскаль, не переводя дыхания.

— А кто сказал, что это не так? — поинтересовалась Аврора. — И успокойся, пока мы обсуждаем это, иначе удар тебе обеспечен. В сущности, я не удивилась бы, поскольку ты заслужил удара, но я только не хочу, чтобы меня обвинили в этом.

— Тебя следует винить во всем! — настаивал Паскаль. Он понимал, что нужно было бы успокоиться, а вместо этого закипал все сильнее.

— Так что, мне теперь соперничать с восемнадцатилеткой! — сказал он в полный голос. — Неважная новость в моем возрасте.

— Так ведь, Паскаль, это же — Америка! У нас в Америке все считают, что конкуренция хороша в любом возрасте. Это заставляет каждого трудиться еще упорней и добиваться поставленной цели.

— Жаль, что я не задушил тебя! Вот ты сидишь и выматываешь мне душу, а я ведь болен. Мне казалось, что тебе свойственна доброта, но доброты в тебе нет. Тебе просто нравится мучить меня. Ты что, не видишь, что я болен? — добавил он, словно вдогонку тому, что сказал, но уже крича в полный голос.

— Напротив, я даже слышу, что ты не слишком-то болен. Да и все на этаже уже слышат это. Угомонись, не то я уйду.

Паскаль вдруг обнаружил, что вместе с этим воплем, которым он попытался объяснить Авроре, как тяжело он был болен, исчезли остатки его гнева, а после исчезновения гнева возникла полная безнадежность. Наверное, Аврора никогда больше не приедет к нему в квартиру пообедать и улечься рядом на темно-зеленые простыни. Зачем ей это теперь, раз у нее есть с кем лечь — с этим восемнадцатилетним парнем, у которого, наверное, пенис не был изогнут?

Он подумал, что во всем виноват этот знак «Стоп». Если бы он не проехал его и не врезался в трейлер, он не оказался бы в больнице. Аврора не пришла бы его навестить и не застукала бы его с Соланж. Всего один знак «Стоп», и вся жизнь разрушена. Всего один знак «Стоп»!

— Это все из-за этого «Стопа», — сказал он безнадежно и зарыдал.