Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи (2013)

Фиакр неторопливо катил вперед. Порой колеса попадали в выбоину, и тогда карета подпрыгивала, но это не беспокоило ни Анжелину, ни Филиппа. Теперь Анжелине хотелось только подчиняться. Она была готова отдаться. В ее воображении возникали смелые образы, рожденные воспоминаниями о неистовых объятиях Гильема. Страстная любовница, Анжелина вынуждена была бороться с собой, чтобы не направлять лихорадочные движения доктора. Она сдерживала сладостные стоны, чтобы не выдать себя.

«Гильем поднимал мне юбки, опускал голову меж моих бедер и целовал там… долго целовал. Мне не было стыдно, я позволяла ему все. Это было так хорошо, так хорошо! Мне хотелось бы, чтобы доктор сделал то же самое, прямо сейчас», — думала Анжелина, опьяненная бесконечным поцелуем.

— Хватит! — взмолилась она, вырываясь из объятий доктора. — Филипп, прошу вас, перестаньте!

— Да, да, конечно! — с сожалением выдохнул он. — Простите меня, моя дорогая. Боже мой, что я наделал!

Смущенный Филипп увидел, что блузка Анжелины расстегнута и краешек кружева едва прикрывает округлую грудь с соском цвета граната. Анжелина быстро привела одежду в порядок. Лоб Филиппа был покрыт потом, внутри у него все горело. Он не осмеливался смотреть на Анжелину.

— Я грубиян, — вздохнул он. — Но вы такая красивая, такая нежная. Я больше не буду, клянусь вам!

— Тише! — улыбаясь, ответила она. — Не надо клясться в невозможном. Я сама виновата, что не оттолкнула вас сразу.

Волосы Анжелины немного растрепались, щеки покраснели, глаза горели. Она была неотразима. Филипп Кост обезумел от любви.

— Какая вы щедрая! Вы удостоили меня своей милостью! — сказал он. — Полагаю, надо возвращаться на вокзал.

Филипп, отодвинув занавеску, дважды ударил по стеклу перегородки, соседствующей с облучком:

— Поворачивайте назад!

Лошадь пошла шагом. Анжелина вытащила из сумочки часы.

— Половина десятого, — сказала она. — Мадемуазель де Беснак будет рада, что я вернусь в Арьеж вместе с ней.

— И что мы помирились, — добавил Филипп Кост. — Очаровательная старая дама!

— Я обязана ей своим воспитанием и образованием. Она моя благодетельница.

Успокоившись, они завели непринужденную беседу. Доктор затронул тему, которая больше всего его беспокоила.

— Анжелина, дорогая, я намерен приехать к вам в июле, чтобы познакомиться с вашим отцом и официально попросить у него вашей руки. Мы могли бы отметить помолвку в Сен-Лизье.

— О! Филипп, не знаю, готовы ли вы увидеть дом, в котором я выросла. Он покажется вам очень скромным, если не сказать бедным, мрачным и неудобным. Я вовсе не стыжусь его и никогда не отрекусь от своих родителей, но с трудом представляю вас в мастерской моего отца. Там настоящий хаос, пропахший кожами и жиром. Что касается его самого, то он весьма своеобразный человек. Хмурый, недоверчивый, строго придерживающийся традиций, всегда готовый выругаться на местном диалекте, особенно когда одет в поношенную рабочую одежду.

— Меня это ничуть не беспокоит. Ну-ка, скажите мне, как он ругается, — попросил Филипп, рассмеявшись.

— Черт бы тебя подрал! Разрази меня гром! — вызывающе ответила Анжелина. — К тому же, он презирает мадемуазель Жерсанду, потому что она исповедует протестантство. Нет, честное слово, мне неудобно принимать вас в жилище семьи Лубе — так в детстве я называла наш дом. У нас есть двор, огороженный стеной с двойными воротами и небольшой дверью, который мама называла садом. Там растут розы и бузина, а часть крепостных укреплений служит парапетом, оттуда открывается вид на реку и горы.

Анжелина говорила о родных краях мечтательным тоном. Доктор взял ее за руку.

— Я поступлю так, как вы скажете, Анжелина. Если угодно, я остановлюсь в гостинице и встречусь с вашим отцом в таверне.