— А что я должна была сказать, мадам Бертен? — прошептала Анжелина.

— Вы должны были произнести то, что будете говорить будущей матери при подобном осмотре. Он очень смущает ее. Вы должны объяснить, что собираетесь делать, успокоить ее, как советовала мадам дю Кудре. Я цитирую: «В преддверии родов необходимо как можно более ласково утешать женщину. К этому обязывает ее болезненное состояние. Но делать это надо весело, чтобы у нее не возникло страха перед родами. В ее присутствии нельзя перешептываться, иначе она начнет волноваться и опасаться досадных последствий»[31].

— Мне очень жаль, но я не подумала об этом, мадам Бертен, — ответила побледневшая Анжелина.

— Садитесь, — резко ответила главная повитуха. — Во время учебы и потом, когда вы окажетесь наедине со своей пациенткой, вы должны проявлять инициативу. От вас, Анжелина Лубе, я жду хотя бы немного смелости. Ни одна из вас не дотронется до роженицы, не попрактиковавшись на этом аппарате. Дирекция больницы взяла его в аренду на два месяца. Так что работы вам хватит. И последнее: я категорически запрещаю подходить к этому дорогостоящему механизму в мое отсутствие.

Медсестра, сидевшая неподвижно во время занятия, с беспокойством посмотрела на стенные часы. Потом она встала и что-то тихо сказала мадам Бертен.

— Выходите! — распорядилась главная повитуха. — Быстрее! Быстрее! Дезире Леблан и Одетта Ришо, вы пойдете со мной и будете присутствовать при родах. Ребенок одной из моих пациенток должен появиться на свет до полудня.

Ученицы, обменявшись восторженными взглядами, поспешили за мадам Бертен. Анжелина, прижав руки к груди, с трудом сдерживала слезы.

— Не хнычь, — прошептала Магали ей на ухо. — Мамаша Бертен просто корова. Я тоже не смогла бы выговорить ни слова, засунув руку в эту штуковину. Говори, как там внутри? Мягко? Холодно?

Все девушки засмеялись, кроме Арманды, самой старшей из всех. Анжелина, чувствуя себя униженной, не стала отвечать и побежала прочь. Спустившись вниз по лестнице, она вышла на улицу. Было очень холодно. Ночью подморозило, и трава в больничном парке была покрыта инеем.

«Я глупо выглядела бы, разговаривая с манекеном, — думала Анжелина, быстрым шагом идя по аллее. — Мадам Бертен посмеялась надо мной. Она меня не любит, я это чувствую. Мы же не в театре, чтобы делать вид, будто имеем дело с настоящей пациенткой! С момента своего приезда я ни разу не подошла к рожающей женщине. А ведь надо смотреть, наблюдать и слушать, чтобы чему-нибудь научиться».

Инцидент не давал Анжелине покоя, усугублял тоску по дому и ребенку. Она прислонилась к сероватому стволу платана. Наконец-то можно выплакаться вволю!

— Эй, мадемуазель Лубе, — раздался мужской голос. — Что происходит?

Анжелина узнала низкий голос доктора Коста. Он уже не раз пытался заговорить с ней, вернее, делал это каждый раз, когда встречал молодую женщину. Смущенная, что ее застали врасплох, Анжелина вытерла слезы кончиками пальцев.

— Да что с вами? — продолжал настаивать доктор. — Надеюсь, вы не получили плохих известий от вашей семьи?

— Нет, доктор, — сухо ответила Анжелина. — Просто был один неприятный инцидент, но ничего серьезного.

Анжелина дрожала от холода, и поэтому ей было трудно говорить. Филипп Кост заметил это.

— Возвращайтесь в больницу. Стоя на холоде, вы рискуете заболеть. Это было бы весьма прискорбно, поскольку сегодня, во второй половине дня, мне потребуется ассистентка. Я подумал о вас.

Анжелина не верила своим ушам. Она недоверчиво посмотрела на доктора и сочла необходимым возразить ему:

— Но я еще такая неопытная!

— Не вам об этом судить, — ответил доктор Кост, улыбаясь. — Я читал ваше личное дело. Ваша мать была повитухой, и вы помогали ей в течение двух лет. Полагаю, вы многому научились.