Босиком - Элин Хильдебранд (2008)

Она дрожала.

— Хорошо.

Бренда взяла Вики за руку.

— Что-нибудь еще?

— Ей нужно отдыхать, — сказал доктор Олкот. — Я больше ничего не хочу слышать о пикниках на пляже…

— Хорошо, — быстро проговорила Бренда. Она уже и так чувствовала себя виноватой (за Уолша, за поцелуй с Джошем, за то, что писала, вместо того чтобы молиться) и сожалела (о чертовой «пятерке с плюсом», о картине Джексона Поллока, о том, что не послала Диди) — так что ничего не изменилось, когда доктор Олкот и вину за пикник повесил на нее. «Я хотела, чтобы Вики стало лучше», — могла бы сказать Бренда, но вместо этого произнесла: — Простите.

В машине Вики обмотала ноги флисовым одеялом и вжалась в сиденье.

— Я получила по заслугам, — сказала она.

— Ты о чем? — спросила Бренда.

— Я хотела покончить с химиотерапией, — призналась Вики. — И вот теперь химиотерапия покончила со мной. Один раз в неделю, слабая доза. Это не может убить даже однокрылую муху.

— Не думай так.

— Клетки окрепнут, — сказала Вики. — И распространятся.

— Перестань, Вик. Ты должна сохранять позитивный настрой.

— И я сама в этом виновата.

— Не понимаю, как ты можешь такое говорить, — сказала Бренда. — Ты не виновата в том, что заболела.

— Я виновата в том, что не поправляюсь, — сказала Вики. — Я не стремлюсь к этому. — Она наклонила голову к окну. — Господи, как я виновата.

Бренда завела машину и сказала:

— Аминь.

* * *

Сердцу не прикажешь, подумала Мелани. И утром, после первого визита к врачу, она позвонила Питеру в офис.

Мелани лежала на кровати с закрытыми глазами, слушая уже привычное пение крапивника. Она чувствовала себя уставшей, потому что эту ночь снова провела с Джошем — они ездили к пруду Квиднет — и вернулась домой уже после полуночи. Вчера Мелани ездила с Вики в больницу. Пока Вики была у врача, который пытался поднять уровень лейкоцитов у нее в крови, Мелани посетила угрюмого терапевта, белокурого доктора, которому, по всей видимости, оставалась пара месяцев до пенсии. Он ужасно разговаривал с пациентами, но Мелани было все равно. Она услышала биение сердца своего малыша. Тук, тук, тук. Женщина и не представляла, что была огромная разница между тем, как она представляла это сердцебиение и как действительно оно звучит. Беременность была реальностью. Мелани здорова и способна к продолжению рода. Она была беременна десять недель; сейчас ребенок был размером со сливу.

Мелани положила руку себе на живот.

— Привет, — прошептала она. — Доброе утро.

Она ждала какого-то знака. Ей легко было скрывать эту новость от Питера, потому что, хотя ее и тошнило и она чувствовала себя очень, очень усталой, не было никакого явного проявления ее беременности. Она даже не была похожа на беременную. Но это сердцебиение было настоящим, его невозможно было отрицать, и Мелани восприняла это как знак. Не то чтобы она считала, что должна сказать обо всем Питеру. Она просто этого хотела.

И поэтому, когда Джош с детьми ушел на пляж, Бренда отправилась писать, а Вики закрылась в комнате, Мелани направилась к магазину и позвонила Питеру с платного уличного телефона.

Мелани наслаждалась сконсетским утром: голубыми цветущими гортензиями, свежескошенной травой, запахом теннисных кортов с глиняным покрытием через дорогу от казино, ароматом кофе и булочек, который доносился из магазина. А еще запахом Джоша на ее коже. Даже если Питер будет с ней груб, даже если он откажется ей верить, он не сможет испортить этот день.

— Доброе утро, — сказала секретарь. — «Раттер энд Хиггенс».

Даже если он заявит, что ему все равно.

— Соедините меня с Питером Пэтченом, пожалуйста, — сказала Мелани, стараясь говорить деловым тоном.

— Одну секунду, пожалуйста.