Босиком - Элин Хильдебранд (2008)

Больше всего в ее родителях, Баззе и Эллен, Вики нравилось то, что они до сих пор были женаты; они были женаты уже тридцать пять лет. Вики ценила это больше, чем Бренда, поскольку сама состояла в браке. Она была тысячей вещей связана с Тедом Стоу — детьми, домом, друзьями, обществом, церковью, десятью годами совместных завтраков, обедов и ужинов, оплаченными счетами, днями рождения, годовщинами, отпусками, ужинами вне дома, фильмами, вечеринками, пьесами, концертами, бесчисленными разговорами. Когда они только начинали встречаться, они говорили преимущественно о посторонних вещах — о мировых проблемах, о политике, о книгах, об идеях, — а теперь все разговоры были только о них самих. Случалось ли это с каждой парой? Они вели бесконечные разговоры о графиках и поездках, играх в сквош и ленчах, о Младшей лиге, о хорошей моторике Блейна, о его обмене веществ, о количестве времени, которое он проводит перед телевизором, о том, спит или не спит Портер, завести ли им третьего ребенка, попытаться ли сделать девочку, о карьере Теда, об их капиталовложениях, о налогах, о гарантии на машину, об ассоциации соседей, о том, какой день чему посвятить. Все ли пары были так же сосредоточены на себе? Или только их семья, семья Стоу, особенно сейчас, когда Вики заболела раком?

Несколько лет назад Эллен Линдон сказала Вики кое-что весьма любопытное: «У нас с твоим отцом один спор продолжается вот уже четырнадцать лет. В различных формах, но спор один и тот же».

Вики была одновременно благодарна и обеспокоена тем, что она и представить себе не могла, в чем заключается этот спор между ее родителями. Она не жила дома с тех пор, как закончила второй курс колледжа, это правда, но она не думала, что не знает своих родителей достаточно хорошо, чтобы не догадываться о предмете их одного-единственного спора. И тем не менее она понимала (поскольку сама была замужем), что брак ее родителей был совершенно особым организмом, существом, отдельным даже от детей, которые из него появились; он был таинственным, неприкосновенным, непостижимым.

У брака Вики и Теда были свои углы и трещины, фальстарты и тупики, свои споры, повторяемые снова и снова. «Я хочу, чтобы ты вернулась домой». Теду не нужно было больше говорить ни слова — Вики помнила всю его речь наизусть: «Я люблю тебя, я скучаю по тебе, я скучаю по детям, я ненавижу возвращаться вечером в пустой дом, меня уже тошнит от китайского фаст-фуда и мороженых вафель. В доме так тихо. Портер еще совсем маленький; он вообще меня забудет, он уже сейчас плачет, когда меня видит. Я хочу, чтобы ты вернулась домой и проходила сеансы химиотерапии в городе, давай не будем вести себя, как дети, давай подойдем ко всему серьезно, давай убьем эти чертовы клетки, найдем лучших врачей, ну и что, если лекарства одни и те же и вводятся одинаково, — я хочу, чтобы ты была в Слоун-Кэттеринге, чтобы я мог спать по ночам, зная, что у тебя есть все самое лучшее, что можно достать за деньги».

Но еще Тед говорил: «Я хочу, чтобы ты вернулась домой, потому что я боюсь тебя потерять. Вик, я боюсь, как маленький ребенок. Напуган до смерти. Я потеряю тебя в сентябре на операционном столе или после операции, если она не даст желаемого результата, если опухоль окажется неоперабельной, если метастазы доберутся до твоего мозга или печени, если врачи не смогут тебе помочь».

«Я хочу, чтобы ты вернулась домой», — сказал Тед, потому что он не верил. И именно это неверие и стояло между мужем и женой, именно оно сделало из Теда слабака. Оно вызывало гнев Вики и импотенцию Теда: он думал, что она умрет. А еще он не понимал Нантакет так, как понимала его Вики, он не вырос в доме на Шелл-стрит, он не испытывал таких же чувств к океану, песку, надежному маяку Санкати. Было так много Вещей, Больше Не Имевших Значения, но эти — океан, воздух, песок под ногами — имели значение.

— Я и есть дома, — сказала Вики.

* * *