Дорогой ценой - Эльза Вернер (2016)

– Ты ошибаешься, ни о чем подобном и речи нет. С того дня, как опекун заявил мне, что никогда не возьмет назад своего отказа, он ни разу не произнес твоего имени и просил маму избавить меня от упреков, которыми она сначала засыпала меня; но он обращается со мной с ледяной холодностью, а я… Георг, неужели тебе невозможно остаться вблизи меня?

– Я не могу сделать это, – ответил Георг, с трудом подавляя охватившее его глубокое волнение. – Я должен принять назначение, отклонить его немыслимо. При других обстоятельствах я радовался бы этой перемене – она открывает передо мной совершенно иную будущность, чем мое теперешнее положение в Р. Но я слишком хорошо знаю, что повышение имеет единственной целью отнять у меня самое дорогое мое сокровище – твою любовь и навсегда разлучить нас. Твой опекун призвал себе на помощь двух могучих союзников – время и расстояние. Может быть, они и помогут ему одержать победу.

– Никогда! – страстно воскликнула девушка. – Он не должен победить и не победит! Я обещала это тебе и сдержу слово.

Георг не заметил прозвучавшего в ее голосе тайного страха; он слышал в нем только непривычную силу воли, и его лицо просияло от счастья. Он боялся, что его возлюбленная так же по-детски, беспечно и равнодушно отнесется к разлуке, как прежде, когда она явно не понимала его печали. Сознание, что и она тоже чувствует муку расставания и с таким страхом стремится удержать его, делало его счастливым, а ее страстное обещание наполнило его душу неизведанным дотоле блаженством.

– Благодарю тебя, – с сердечным порывом произнес он. – Но ты так изменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз. Куда исчезла ясная веселость моей Габриэль, которая могла улыбаться с невысохшими еще слезами на глазах? Ты как-то в шутку сказала мне: «Ты еще не знаешь моей настоящей натуры». Я действительно еще не знал ее и только теперь понял это.

Габриэль ничего не ответила, но ее розовые губки, казалось, в самом деле разучились улыбаться, как будто их сковывало тайное горе, которое нельзя было высказать и тем облегчить душу.

– Прости, что я не умел ценить тебя, – с возрастающей нежностью продолжал Георг. – Сознаюсь, что часто сомневался в тебе и со страхом ожидал того часа, когда принужден буду вступить в неизбежную борьбу с твоим семейством. Теперь я вижу, что ты также можешь глубоко и серьезно чувствовать, и верю в тебя и твою любовь, даже в том случае, если сам Равен со всей своей властью встанет между нами.

При последних словах Габриэль вздрогнула, и слезы неудержимым потоком хлынули из ее глаз.

– Моя бедная Габриэль! – прошептал молодой человек, наклоняясь к ней. – Ты так не привыкла к страданию и горю, а я должен причинить их тебе! Но ведь мы ожидали того, что нам придется бороться за свою любовь; теперь это время наступило, мы должны все вынести и победить. Может быть, барон Равен когда-нибудь еще раскается, что взял на себя роль Провидения. Он этим приобрел себе лишнего врага и вовсе не такого незначительного, как думает.

Габриэль перестала плакать и, отняв у Георга свою руку, спросила:

– Вы стали врагами?

– Я уже давно был противником Равена. Он возбудил к себе много ненависти и вражды и пользовался своей властью таким образом, что она часто приносила вред его окружающим, а когда-нибудь принесет несчастье и ему самому. Он поступает неблагоразумно, удаляя от себя меня, которого он, как и многих других, покорял силой какого-то очарования; и от этого очарования я никак не мог избавиться, хотя и чувствовал, что оно парализует мою силу воли. Недаром доктор Бруннов предостерегал меня от демонической силы этого человека, она нередко заставляла меня восторгаться там, где следовало бы осудить. Теперь чары нарушены, а вдалеке, в резиденции, исчезнут и те отношения, которые связывали меня здесь с моим непосредственным начальством.

– Что ты хочешь сказать? Я не понимаю твоих намеков.