Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин (2010)

— Мам, я пытаюсь, честное слово, — беззаботно помахала я бокалом, — но это довольно трудно из-за моих психологических проблем. А поскольку в них виноваты именно вы, так как наряду с положительным воздействием неосознанно оказывали на меня влияние деструктивное, предлагаю вам помочь мне выплатить кредит, который я взяла на курс психотерапии.

— Лорна, заткнись, — приказала Луиза. — Это не смешно.

— Сама заткнись. Я просто говорю то, что думаю. Ваш брат психолог вечно талдычит, что люди очень неохотно принимают правду о себе и о своем детстве. Они предпочитают видеть прошлое и самих себя — свою внешность, свои черты характера — через розовые очки. Так что тебе надо мной гордиться.

— Далеко не все, что приходит тебе в голову и обсуждается на терапии, стоит выносить на публику, — рассерженно парировала она.

— Разумеется. И я многое держу при себе. Я весьма тщательно продумала то, что собираюсь, как ты выразилась, вынести на публику. Просто меня безумно интересует теория, согласно которой невротические тенденции передаются от родителей к детям. А тебя, Льюис?

Малыш сложил губки бантиком и издал громкое презрительное фырканье. Видимо, в переводе с детского это означало: «Не вешай на меня свои проблемы, идиотка».

Мы сидели в итальянском ресторане «Массимо» по соседству с домом родителей. Хотя это был мой день рождения, место празднования указал Льюис-король — потому что «там Люфи». Люси — миловидная студентка юридического, которая подрабатывает в «Массимо» официанткой. Льюис влюблен в нее по уши, хотя ему всего два с половиной. Завидев ее, он сразу бежит к ней обниматься и целоваться и заливается краской, когда Люси вручает ему леденец на палочке и говорит, что он самый симпатичный малыш из всех, кого она знает. Когда я увидела эту сцену впервые, то предположила, что она говорит это всем детям, чтобы растроганные родители, бабушки и дедушки оставляли ей гигантские чаевые. Разумеется, на меня тут же посыпались упреки со стороны растроганных родителей, бабушки и дедушки Льюиса (которые всегда оставляют гигантские чаевые). Если у кого-нибудь в семье день рождения и встает вопрос, куда пойти, Льюис немедленно командует: «Мафи-мо. Там Люфи». И конечно, мы всякий раз повинуемся — не расстраивать же ребенка. Но я не жалуюсь. Льюис знает толк в ресторанах. Здесь готовят отличную пиццу.

Когда Льюис во всеуслышание выразил свое «фе», его бабуля и дедуля умиленно расхохотались и чмокнули его в щечки с обеих сторон. Надо ли говорить, что внучок сидел между ними. Льюис повертел головой, улыбнулся и повторил еще громче: «Пфр-р-р-р!» Потом еще. И неизменно — в моем направлении. Видимо, сейчас он пытался сказать что-то вроде: «Тетя Лорна, не порти мне праздник. Не перетягивай на себя одеяло, рассуждая о наследственной передаче неврозов. Всем плевать. Это ску-у-учно. И не смей валить свои собственные трудности с личной жизнью на моих чудесных бабулю и дедулю, которые в пожилом возрасте обрели невиданное блаженство (благодаря мне). Может, сегодня и твой день рождения, но это мой вечер. Мне достаточно произнести новое слово, досчитать до десяти, фыркнуть или продекламировать «Инси-винси-паучок», чтобы на меня устремились все взгляды. Поцелуи, объятия и громкие аплодисменты будут мне обеспечены. Они все от меня без ума. Ты мне не конкурент. Смирись с этим, в конце-то концов».

— Ну так что? — спросил Скотт. — Какие ощущения, когда оказываешься ближе к сорока годам, чем к тридцати?

Я решила не обижаться и ответила, что чувствую себя восхитительно. И не покривила душой. Я вспомнила себя около года назад: реву в три ручья в аэропорту; иду к врачу, и он советует мне пару лет попринимать прозак; совершенно по-идиотски веду себя с Кристианом.

— Я сама удивляюсь, насколько мне хорошо. За последний год я узнала больше, чем за предыдущие тридцать пять. Возможно, я застряла в подростковом периоде, но зато с кризисом среднего возраста, кажется, отстрелялась раньше других.