Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин (2010)

Иногда я пыталась заглянуть еще дальше в прошлое. Я читала, что, по мнению последователей Фрейда, первые шесть лет нашей жизни в значительной степени формируют наш характер и отношения с окружающими. От того, как о нас заботились в эти годы, зависит, будем ли мы стремиться контролировать людей, манипулировать ими, запугивать их или подчиняться им; будем ли мы бояться тех, кто выше нас в иерархии, или, наоборот, станем бросать им вызов; какую роль мы будем играть по жизни — ребенка или взрослого. Многие научные исследования подтверждают эту точку зрения. Есть также свидетельства того, что свойства нашей личности и наше поведение во многом определяются нашим местом в семье, половой принадлежностью, количеством сестер и братьев.

Я со смехом поведала ей, что родители едва ли не посекундно запечатлели на фотопленке первые годы Луизиной жизни, документировался каждый ее шажок. Она была первенцем, и ее детскими снимками целиком забиты несколько фотоальбомов. Десятки, сотни портретов: вот она спит, вот ее купают, вот она умильная, вот румяная, вот в те дни, когда у нее резались зубки. В семейном архиве до сих пор хранятся золотистые локоны, оставшиеся после ее первой стрижки. Хотя родители в то время жили довольно бедно, они умудрились наскрести денег и пригласить профессионального фотографа заснять Луизино первое причастие. О том дне напоминает бесчисленное множество снимков: Луиза-ангелочек, в кружевном платьице, как маленькая невеста, клянется в верности Господу нашему. Толстенная пачка фоток, сделанных в один день: Луиза и мама; Луиза и папа; Луиза с бабушкой и дедушкой. Кажется, на одной мелькаю я — разумеется, хнычущая. Удивительно, что нет фотографии Луизы с Папой Римским.

К тому времени, как на свет появилась я, родители уже набрались опыта. У тебя режется первый зуб, ты вся раскраснелась и ноешь? Ерунда, подумаешь — погрызи сухарик, и дело с концом. Детских снимков Луизы у нас больше трехсот, моих — едва ли с десяток. Никто не подобрал волосы, оставшиеся после моей первой стрижки. История не сохранила свидетельств того, как я впервые села на горшок, как меня купали. Так, может, отсюда моя вечная ревность и стремление всем понравиться? Кристиан, Шарлотта, Льюис и монашки тут ни при чем. Виноваты мои собственные мама с папой, черт подери.

Когда мне было девять, а Луизе — одиннадцать, мы наконец осели в зеленом пригороде Глазго — Милнгэйви.

Мое первое осознанное воспоминание тех лет: местные мальчишки без конца дразнят меня за мой якобы огромный нос. Сейчас моя внешность меня вполне устраивает, но в смутное время полового созревания я этот чертов нос ненавидела и была готова на все, чтобы исправить дело. Я пыталась его сломать, заклеивала его на ночь клейкой лентой и, рыдая, умоляла маму отвести меня к пластическому хирургу.

— Я была уверена: если у врача есть хоть капелька сострадания, он тут же сделает мне ринопластику — из милосердия. Ха-ха-ха.

— Это было смешно? — раздался строгий голос сзади.

— В то время, конечно, нет. Но сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется это забавным. Наверное.

— Если вы уверены не до конца — возможно, стоит подумать еще? Помните, здесь вы можете быть полностью честны и открыты. Наша задача — выяснить то, что вы скрываете от самой себя. И по-новому взглянуть на события вашего детства и юности.

Я тяжело вздохнула.

— Дети жестоки. Но что поделаешь? Прошлое не изменишь. Что толку на нем зацикливаться?

— А разве кто-то говорил о возможности изменить прошлое? Мы можем, как вы выразились, зацикливаться на вещах, которые сами не осознаем. Как только нам удается их осознать, зачастую мы перестаем на них зацикливаться — как ни странно.