Счастливец - Уильям Локк (1994)

Она посмотрела на него своими ясными глазами и снисходительно покачала головой.

— Я знаю, — сказал он, встретив ее взгляд, — драгоценнейшая леди, что говорю глупости; но я так бесконечно счастлив!

— Мне отрадно глядеть на вас, — сказала она.

17

Поль откинулся в кожаном кресле, куря папиросу и мысленно анализируя предвыборную ситуацию. Рядом с листом, на котором он набросал заметки, лежал отпечатанный на машинке отчет фонда неимущих вдов, счетная книга и чековая книжка. Предыдущей ночью он просидел до трех часов, подготовляя отчет для принцессы. Оставалось только получить обычную формулу собрания: «Отчет заслушан и найден правильным». В эту минуту, однако, неимущие вдовы были очень далеки от мыслей Поля. Он провел напряженный день в Хикней-хисе, завтракал в комитетском помещении сандвичами и виски с содовой, взятыми в ближайшей таверне, беседовал, убеждал, диктовал, записывал, подчиняя косные умы влиянию своего организационного гения. Его комитет чувствовал себя особенно бодро благодаря зияющей трещине в лагере радикалов. Те до сих пор еще не выбрали кандидата. Никто ничего не знал, кроме того, что некий Джон Квистергейс, видный адвокат, был вычеркнут, так как оказался недостаточно прогрессивным.

Поль откинулся в кресле, с папиросой в зубах, положив руки на подлокотники и весь уйдя в свои мысли. Ранние ноябрьские сумерки сгущались в комнате. Ему предстояло вечером выступать на митинге. Под предлогом подготовки речи он не позволил себя задержать и рано вернулся домой. Речь была готова, но замешательство среди радикалов было новым фактором, из которого следовало извлечь добавочные преимущества. Так появились заметки карандашом на листе бумаги перед ним.

Вошел лакей, включил электричество, задернул занавески и поправил дрова в камине.

— Чай в гостиной, сэр.

— Принесите мне сюда чашку, а есть я ничего не хочу, — сказал Поль.

Ведь его драгоценная леди не могла ему помочь в замышляемой им атаке на врага, которого обстоятельства отдавали в его руки.

Лакей ушел. Вдруг Поль услышал, что он возвращается. Дверь была за его спиной и он, не оглядываясь нетерпеливо махнул рукой.

— Поставьте где-нибудь, Уилтон, я возьму, когда захочу.

— Извините, сэр, — сказал лакей, подходя к нему, — но это не чай: пришел какой-то джентльмен, дама и еще один человек, которые желают видеть вас. Я сказал, что вы заняты, но…

Он подал Полю серебряный поднос с карточкой. На ней рядом с напечатанным «Мистер Сайлес Фин» было приписано карандашом: «Мисс Седон, мистер Уильям Симонс».

Поль посмотрел на карточку, озадаченный. Что привело их в Портланд-плэс — политика или дружба? Однако не принять их было немыслимо.

— Попросите их войти, — сказал он.

Сайлес Фин, Джен и Барней Биль! Это было странно. Поль рассмеялся и вынул часы. Да, он свободно мог уделить им полчаса или около того. Но зачем они пришли? Он нашел время сделать визит в Хикней-хисе после своего возвращения в Лондон и, насколько он помнит, разговаривал с Сайлесом Фином о распаде англиканской церкви и о влиянии пейзажной живописи на человеческую душу. Почему они пришли? Это не могло быть предложением услуг на время выборов, потому что в политике Сайлес Фин был ею непримиримым врагом. Визит вызывал чрезвычайное любопытство.

Они вошли. Мистер Фин, по обыкновению, в черном, с разноцветным галстуком и алмазным перстнем, более мрачный и серьезный, чем когда-либо; Джен с выражением тревоги и в то же время вызова; Барней Биль, очень стесненный своим хорошо сохранившимся праздничным платьем, беспокойный и нервный. У них был вид депутации, пришедшей известить о смерти близкого человека. Поль принял их сердечно. Но почему, подумал он, они так торжественны? Он подвинул им кресла.

— Я получил вашу открытку, Биль. Спасибо вам за нее.

Биль буркнул что-то неясное и принялся мять свою жесткую шляпу.

— Я хотела вам написать, — сказала Джен, — но…