Счастливец - Уильям Локк (1994)

Поль вышел на морозный воздух, яркие зимние звезды светили ему. Часто в такие ночи он смотрел на небо, стараясь узнать, какая из них — его звезда, звезда его счастья. Но в эту ночь такие мысли не приходили ему в голову. Он не думал о звездах. Он не думал о своей судьбе. Его душа и ум были охвачены одной мыслью — о возлюбленной. Наконец-то пришла она — великая страсть, бесконечное желание. Она пришла в мгновение, вызванная к бытию ласковыми звуками французской речи: «Но я молода, сердце мое излечилось, и ему страшно не хватает веры, нежности и… и… — восхитительное замешательство, — и дружбы». — Дружбы, конечно! Но все, кроме ее уст, говорило «любовь». Он шел под зимними звездами, человек, весь поглощенный мечтой.

До этого момента она была только его принцессой, изысканной леди, которую забавляло странствование с ним в «pays tendre»[41]. Она была так же недосягаема, как эти звезды, на которые он сейчас не обращал никакого внимания. Она пришла в домино, наброшенном на усыпанную звездами одежду, и встретила его карнавальным смехом. Прекрасная маска! Он, узнав ее, попал под власть ее чар. Он был Поль Кегуорти, Поль Савелли, как хотите; Поль — авантюрист, Поль — человек, рожденный для великих дел. Она была прекрасная женщина, носящая титул принцессы, титул, который с волшебной силой тяготел над его жизнью с тех пор, как впервые явилось ему его Ослепительное Видение, когда он, лежа в траве, подслушал слова благоуханной богини, давшей ему его талисман, агатовое сердце.

Горячая и страстная любовь — была его мечта с детства. Странные обстоятельства «поравняли» его с Софией Зобраска. Она была принцесса. Она была очаровательна. Она любила его общество и казалась заинтересованной его карьерой искателя приключений. Она была романтична. Он тоже. Она была его Эгерией[42]. Он поклонялся ей на средневековый итальянский лад, и она принимала его поклонение. Все это было очень искусственно. Все это было в стиле мадемуазель де Скюдери.

Но сегодня впервые настоящая женщина, сбросившая карнавальное домино, сбросившая звездное одеяние, заговорила с простой женственностью, и ее пленительные глаза сказали то, чего не говорили никакому другому мужчине, живому или мертвому. И все искусственное, все мишурное слетело с Поля в минуту этого откровения. Он любил ее, как мужчина любит женщину.

Он громко засмеялся, и его звонкие шаги по замерзшему тротуару вторили смеху. Она знала и не сердилась! Было ясно, что ей нравится его любовь. Он мог любить ее так до конца своих дней. Чего еще мог он желать? Для человека в двадцать девять лет «довлеет дневи красота его».

Вдохновенный юноша сидел в этот вечер за обеденным столом Уинвудов. Некрасивая старая наследница, мисс Дарнинг, которой мисс Уинвуд ласково дразнила его несколько месяцев тому назад, сидела рядом с ним. Он пел ей песни об Аравии и рассказывал сказки далекого Кашмира, где никогда не бывал. Что в точности произошло в гостиной после ухода дам, перед возвращением мужчин, — неизвестно. Но раньше чем дамы легли спать, мисс Уинвуд отозвала Поля в сторону.

— Дорогой Поль, — сказала она, — вы ведь не собираетесь жениться на старой женщине из-за денег, не так ли?

— Ну, конечно, нет! Драгоценнейшая леди, что это вам пришло в голову?

Его возглас был так искренен, что она рассмеялась.

— Ничего!

— Но ведь вы что-то имели в виду!

— Заметили ли вы, что явно флиртовали с Лизи Дарнинг?

— Я?!

— Вы.

Он улыбнулся своей ясной улыбкой прямо в глаза своей драгоценнейшей леди, еще более дорогой ему благодаря ее преждевременным сединам.

— Сегодня я готов флиртовать с Ксантиппой[43], с самой королевой Викторией! — воскликнул он.

— Почему?

Он рассмеялся и, хотя никто из остального общества не подслушивал их, увел ее в амбразуру окна.

— Сегодня, быть может, величайший день моей жизни. Я не имел случая сказать вам. Сегодня утром Френк Айрес предложил мне кресло в парламенте.