Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

В просторном офисе Дороти-Энн царила приятно теплая и намеренно уютная атмосфера, абсолютно не свойственная официальному помещению. Комната была лишена технических средств, насколько это вообще возможно для рабочего места. Так что, стоило ей войти, и молодая женщина немедленно ощущала домашний комфорт. Здесь всегда царствовало лето, несмотря на снежные вихри, бушующие по другую сторону оконного стекла.

— Привет, — поздоровалась Венеция, потягивая кофе из маленькой чашки, расположившись на диване в противоположном конце комнаты.

Дороти-Энн взглянула на нее:

— Я заметила, что «доброе утро» уже не в чести, — с кривой улыбкой заметила она, стягивая с пальцев черные лайковые перчатки.

— Да, детка. И все потому, что в нем нет ничего доброго. Твоя подруга тонет в водовороте связей с общественностью. Да. Я на самом деле терплю бедствие.

Дороти-Энн указала рукой на одно их двух кресел из карельской березы, стоящих перед ее письменным столом из розового дерева. И пока Венеция с чашкой и блюдцем в руке перемещалась в указанное кресло, Дороти-Энн безостановочно ходила по кабинету, словно возбужденная, придирчивая хозяйка дома, инспектирующая свои пенаты перед приходом гостей.

В обычном состоянии она бы получила огромное наслаждение от этой просторной комнаты, одобрительно рассматривая эклектическую пышность ее убранства.

Не для нее холодное совершенство прилизанного рабочего интерьера. Совсем наоборот. Вощеный ситец с цветочным рисунком от Ли Джофы на стенах и диванах, он же роскошными складками спадает по обеим сторонам окон. Под ногами, от стены до стены по покрытию из сизаля[18] россыпь вышитых ковриков девятнадцатого века. Весело потрескивает огонь в мраморном камине, переплетенные в кожу тома заполняют встроенные книжные полки, лампы под зелеными шелковыми абажурами проливают озерца мягкого света.

Вокруг множество фотографий в серебряных рамках. Они стоят на полках, рассеялись по изящно отполированным столикам вперемешку с книгами и безделушками. Ее собственные снимки с президентами, премьер-министрами и знаменитостями. Фотографии детей в разном возрасте. Дети вместе с Фредди. И снимки, причиняющие наибольшую боль — Дороти-Энн и Фредди.

Как будто желая противостоять печальным воспоминаниям, воздух волшебно благоухает и завораживает. В горшках из терракоты цветут азалии, в массивных вазах расположились ветви цветущей айвы, и повсюду расставлены изящные сосуды с ветками, усыпанными бутонами роз.

Неоклассические кресла, небрежно брошенные кашемировые шали, засушенные цветы в рамках, странный марокканский стол с инкрустациями из кости — эти вещи собирались здесь ради того, чтобы создать иллюзию случайности, впрочем хорошо продуманной, придать офису этот часто используемый дизайнерами, но редко удающийся вид английского загородного дома. И все с такой легкостью и уверенностью, что не хватало только своры собак, дремлющих у огня.

И действительно, единственной уступкой последнему десятилетию двадцатого века стали портативный компьютер и многоканальный телефон на изящном столике времен Регентства. Факс скромно поставили подальше от глаз. И лучший друг служащего — эргономический монстр с высокой спинкой — вертящееся, обитое кожей кресло председателя.

Именно к нему и направилась Дороти-Энн, обойдя комнату.

— Итак, — пробормотала она, вцепившись пальцами в спинку кресла и глядя в пространство. — Я полагаю, что этому причиной вспышка инфекции.