Вторая любовь - Джудит Гулд (1999)

Только вот Джимми Вилински не верил в совпадения. Что-то такое происходит… Это точно. Что-то… тухлое. Ага. И если хорошенько подумать, что-то на самом деле тухлое.

Конечно, он не ученый-физик. Ну и что? Джимми все равно не дурак.

«В следующий раз, как только мне позвонит мистер Бархатный голос, — решил Джимми, — я все выскажу. Заявлю ему, что не нанимался в убийцы, даже если они и будут рвать мои расписки каждый раз!»

8

Жизнь как будто остановилась. Летаргическое, медлительное передвижение улитки, когда секунды превращаются в тягучие минуты, а минуты — в бесконечность.

Сама реальность, казалось, изменилась даже на ощупь. Воздух, окружающий Дороти-Энн, словно уплотнился и отяжелел, затягивая ее, будто трясина, в похожее на патоку безвременье, а перед глазами повисла крупнозернистая дымка, лишая все вокруг ясности очертаний, контрастности и цвета, как-будто ее глаза заменили расфокусированными 16-миллиметровыми линзами плохого качества.

Она почувствовала себя оцепеневшей и потрясенной. Оглушенная ударом, разбитая, измочаленная, Избитая, наконец получившая нокаут из-за еще одного апперкота. То, что она осталась сидеть, было исключительно заслугой больничной кровати, принуждавшей ее оставаться в таком положении, когда доктор Берт Чолфин, главный хирург, объяснил ей, в отлично отрепетированной, мягкой, рассчитанной на пациентов манере, почему, несмотря на то, что он только что рассказал ей, Дороти-Энн все равно остается очень везучей женщиной.

Тот, кто говорит, что неприятности всегда подчиняются принципу «Бог любит троицу», неправ. Беды никогда не наваливаются втроем. Их четыре. Фредди пропал… Я потеряла ребенка… Мне сказали, что мне удалили раковую опухоль…

И, словно всего этого оказалось недостаточно, на нее обрушилось еще одно кошмарное известие.

Ей удалили все репродуктивные органы.

Все!

Меня стерилизовали.

Мысль взорвалась у нее в мозгу наподобие артиллерийского снаряда.

У меня больше нет матки.

Как я смогу оставаться женщиной, если меня превратили в существо среднего рода?

Каким-то образом голос доктора Чолфина сумел прорваться сквозь навалившуюся на нее со всех сторон тяжесть, грозящую раздавить ее:

— Миссис Кентвелл? Миссис Кетвелл!

Глаза Дороти-Энн медленно приобрели осмысленное выражение.

— Жизнь — это игра случая, — уныло прошептала она. — А я продолжаю выбрасывать зеро.

— О, дорогая, — сочувственно произнесла Венеция, усевшаяся на край кровати и державшая Дороти-Энн за руку. — Милая моя, мы будем рядом с тобой, мы поможем тебе пройти через все это.

Подруга взглянула на нее затуманенными болью глазами.

— Нет, — грустно отозвалась она. — Мне никто не может помочь. Только не в этом.

Прикрыв рот рукой, доктор Чолфин откашлялся и произнес:

— При сложившихся обстоятельствах, миссис Кентвелл, то, что вы испытываете депрессию, это нормально…

Сердце Дороти-Энн пронзила острая боль. На мгновение мир вдруг неудержимо растянулся, а потом все резко встало на свои места.

— Депрессия! — Она уставилась на врача. — Какая глупость! — произнесла она низким голосом, смаргивая набежавшие слезы. — Черт побери, я потеряла ребенка, и вы только что сказали мне, что другого у меня не будет! Это не депрессия! Я умираю и отправляюсь прямиком в ад!

Он мягко посмотрел на нее.

— Разве вы не понимаете, миссис Кентвелл? Ребенок ни за что бы не выжил. Во всяком случае, мы вовремя обнаружили опухоль яичника. Кроме того, если бы вас не доставили в больницу, вы бы истекли кровью и умерли. В целом, вам вполне можно поблагодарить Бога.

— Поблагодарить Бога! — иронически повторила Дороти-Энн.

— Доктор Чолфин прав, — хрипло вмешалась Венеция. — Ты жива, детка. Жива!

Жива.

— Мой ребенок умер, и насколько мне известно, Фредди тоже погиб! На кой черт мне эта жизнь!