Райский уголок - Тереза Крейн (1997)

Рейчел тоже молчала, прислушиваясь к наполнявшему лес щебету и чириканью птиц. То и дело налетавший порывистый ветер играл ее волосами.

Наконец Гидеон поднял голову, устремив на нее поблескивающие темные глаза. Она с усилием выдержала этот взгляд, испытывая смущение, но стараясь смотреть уверенно.

— Тебе было плохо, — сказал он.

— Да.

— И сейчас тоже.

Рейчел пожала плечами.

Вода забурлила. Он заварил чай во второй баночке, потом перелил его в маленькую оловянную чашку.

— Положить сахар?

— Спасибо, немного.

Гидеон налил темный золотистый напиток в чашку, остатки перелил в баночку, остающуюся на огне.

— Чай, — сказал он с улыбкой, и добавил, мутра-менгри.

Она приняла чашку:

— Спасибо.

Он взял банку большими заскорузлыми ладонями и пригубил чай. Рейчел, поставив свою чашку на колени, заглянула в нее. Оттуда поднимался душистый пар и крепкий запах чая.

— Ну, так ты все еще несчастлива?

Эти слова заставили ее резко вздернуть голову.

— Я так не говорила. В любом случае, — привычные язвительные нотки прорвались в ее голосе, — не волнуйся. В этот раз я не нуждаюсь в утешении. Можешь быть спокоен, я не стану надоедать тебе.

Он усмехнулся ее словам, и эта улыбка заставила Рейчел чуть покраснеть. Она опять уставилась в чашку с чаем.

— Почему ты несчастлива?

Она промолчала.

Лицо Гидеона изменилось, резкие черты его застыли; словно в доме, где только что были приветливо открыты окна, захлопнули ставни.

Только увидев это, Рейчел поняла, что несколько минут назад он осторожно предлагал ей дружбу, но своими словами и поведением она ее отвергла. Она импульсивно протянута руку, но затем убрала ее, не коснувшись Гидеона.

— Пожалуйста, извини, я не хотела быть грубой.

Его лицо немного смягчилось. Он смотрел на нее, не говоря ни слова.

Рейчел, опустившись прямо на покров из листьев, прислонилась спиной к бревну, голова ее откинулась назад. Так и не попробованный чай в маленькой оловянной чашечке согревал ее руки.

— Мне кажется, — начала она после долгого молчания, — что я всегда была несчастлива. Почти постоянно. С того момента, как открыла… — Она остановилась.

— Что ты открыла?

Она без раздумий и колебаний сказала:

— Что я не родная дочь своему отцу. Плод изнасилования. Мать не любит меня, и никогда не любила. Я однажды слышала, как она сказала, — тут она запнулась, — что избавилась бы от меня.

Рейчел не смотрела на Гидеона, взгляд ее был устремлен на ветви, раскачивающиеся над ней и просвечивающее сквозь них ясное голубое небо.

— Как ты все это узнала?

Голос его был спокоен, почти мягок. Она уже слышала эти интонации, но слова тогда были другие: «Иди ко мне, моя ракли». Рейчел вздрогнула.

— Я слышала их разговор. Это была ужасная ссора. Мать хотела уйти от папы и жить с его братом, инвалидом войны. Ах, все это очень тяжело объяснить, но, как бы там ни было, я нечаянно услышала. И знаю, что это правда.

Замолчав, она перевела взгляд на теперь уже заинтересованное лицо Гидеона. Его брови сошлись вместе, на лоб набежала морщинка.

— Я никогда не рассказывала об этом ни одной живой душе. С тот самого дня я никогда не говорила об этом и с отцом. Иногда мне кажется, он думает, что я забыла. — Негромко рассмеявшись резким и болезненным смехом, она поднесла чашку к губам.

— Почему эти воспоминания, да еще такие старые, тебя тревожат?