One for My Baby, или За мою любимую - Тони Парсонс (2011)

На ужин сегодня цыплята. Цыплята и рис, а еще тут имеются такие блюда, на которые я даже смотреть спокойно не могу. Это, к примеру, шелкопряды, сверху почерневшие от готовки, но внутри все равно белые и жидкие. Правда, тут же, на столе, много и такой еды, которую я просто обожаю. Взять хотя бы колбаски, такие крохотные, что, кажется, удобней было бы их поглощать, накалывая на коктейльные шпажки.

Я сижу рядом с Джойс, и она время от времени бросает в мою тарелку с рисом маленькие кусочки куриного мяса. От этого я сам себе кажусь птенцом, которому мамаша кидает червей прямо в гнездо. Ольга говорит, что не голодна, поскольку успела перекусить у себя на работе, в «Эймон де Валера». Правда, лично мне кажется, что таким образом она просто вышла из неловкого положения, поскольку совершенно не умеет пользоваться палочками для еды. Но ей нет нужды чувствовать себя неловко, ведь Чаны твердо уверены в том, что западному человеку для еды обязательно нужно подать обычный прибор, такой, к которому он привык с детства. Моя бабушка тоже не справляется с палочками для еды, а потому спокойно откладывает их в сторону и разделывается со своей порцией курятины при помощи ножа и вилки.

— А мой муж очень любил красное мясо, — говорит она, обращаясь к Джойс. — С кровью, вот как он любил. Бывало, скажет мне: ты, мол, отрезай кусок прямо от коровы и сразу подавай мне. Вот какой был шутник!

После ужина мы готовим клецки, чтобы полакомиться ими в полночь. Они похожи на то, что Йуми и Хироко называют «гёза», но Джойс авторитетно заявляет, что мы готовим «джаози». Мы расчищаем место на столе, ставим на него множество тарелок, начиняем заготовки из теста свиным фаршем, лепим клецки и передаем Джойс и Джорджу для жарки.

Ольга никак не может освоить лепку клецок, а потому тихо садится в сторонке, закуривает сигарету и улыбается, глядя, как мы суетимся вокруг. Джордж сообщает нам, что три клецки будут особенными, с сюрпризом. Одна будет начинена сахаром, другая — овощами, а в третью он положит монетку.

— Для любви, для богатства и для ума, — поясняет он.

Мы начинаем поедать джаози сразу после того, как часы пробивают полночь и год Тигра уступает место году Кролика.

Диане достается джаози, которая принесет ей любовь. Гарольд получает джаози, символизирующую богатство. А я — ту самую, которая сделает меня умнее.

Таким образом, все складывается как нельзя лучше.

— Это примерно так же, как мы когда-то клали в рождественский пирог шестипенсовую монетку, — вспоминает моя бабуля. — Но так уже давно никто не делает.

Затем настает время прощаться.

— Кун хей фэт чжой, — говорю я Джорджу уже в дверях и протягиваю руку.

Он отвечает на мое рукопожатие. Хотя, как правило, не любит этого жеста. И я снова не могу не отметить удивительную мягкость его руки. Позади слышны голоса моей бабули, мамы и Ольги, прощающихся с семейством Чан. Снаружи холодно, морозно. Февраль, часы показывают далеко за полночь. Красные фонарики в «Шанхайском драконе» напоминают приветливые костерки.

— Кун хей фэт чжой, — отвечает Джордж. — Как спина?

— Уже все отлично.

— Только не принимай никаких таблеток от боли, договорились?

— Конечно, Джордж.

— Они не всегда полезны, эти таблетки. Иногда лучше прочувствовать боль. Иногда это даже лучше для здоровья. Чтобы побыстрее выздороветь.

Я не могу понять почему, но у меня создается впечатление, что сейчас Джордж имеет в виду не только мою больную спину. Он говорит об Ольге.

И еще я осознаю, что зря привел ее с собой. Разумеется, семейство Чан радушно приняло гостью, да и она сама наслаждалась угощениями и радовалась тому, как мы все дружно празднуем встречу Нового года по-китайски. Но вместе с тем все проходило с чуть заметным напряжением, нам не хватало естественности.