Паника - Лорен Оливер (2014)

Хезер покачала головой. Ей хотелось рассказать Энн все – о том, как ее бросил Мэтт, когда она была готова признаться ему в любви; о том, что теперь она поняла, что не любила его совсем, потому что всегда любила Бишопа; о том, что она боится, что никогда не выберется из Карпа и что этот город поглотит ее, как и ее маму, превратив ее в одну из этих нервных озлобленных женщин, которые уже не молоды, сидят на наркотиках и спиваются к двадцати девяти годам. Но она не могла говорить. В горле был ком.

– Иди сюда, – Энн похлопала по качелям рядом с собой. И когда Хезер села, Энн обняла ее. К своему глубочайшему удивлению, Хезер вдруг заплакала у нее на плече, приговаривая: «Извините, извините, извините».

– Хезер! – Энн отстранилась, но оставила руку на ее плече. Другой рукой она убрала волосы с лица Хезер, где они прилипли к коже. Хезер была слишком расстроена, чтобы смутиться. – Послушай меня. Я не знаю, что это значит для тебя и Лили.

То, что я держала здесь тигров, было незаконно. Если твоя мама или власти округа хотят раздуть из этого шумиху, полицейские могут заставить тебя отправиться домой. Я сделаю все возможное, чтобы вы остались здесь столько, сколько захоти-те, но…

Хезер чуть не поперхнулась.

– Так вы… вы не выгоните меня отсюда?

Энн удивленно посмотрела на нее:

– Нет, конечно.

– Но… – Хезер не могла в это поверить. Должно быть, она ослышалась. – Это ведь я выпустила тигров. Это полностью моя вина.

Энн потерла глаза и вздохнула. Хезер никогда не воспринимала ее как пожилую женщину, но в этот момент она действительно выглядела на свой возраст. Ее пальцы были хрупкими и веснушчатыми, а волосы – тусклыми и абсолютно седыми. Однажды она умрет. У Хезер по-прежнему стоял ком в горле от слез, и она попыталась побороть это чувство.

– Знаешь, Хезер, мы с мужем прожили тридцать лет. Мы были вместе с самого детства. Когда мы впервые встретились, у нас ничего не было. Мы провели медовый месяц, путешествуя автостопом по Калифорнии и ночуя в палатках. Мы не могли позволить себе что-то большее. Иногда наступали действительно сложные времена. Он бывал капризным… – Она сделала беспокойный жест руками. – Я веду к тому, что, если ты кого-то любишь, о ком-то заботишься, нужно не забывать об этом и в хорошие, и в плохие времена. А не только, когда вы счастливы и все легко. Понимаешь, о чем я?

Хезер кивнула. У нее было такое ощущение, будто в ее груди находился стеклянный шар – что-то хрупкое и красивое, что может разбиться, если она скажет что-то не то или каким-либо образом нарушит равновесие.

– Так вы… вы на меня не злитесь? – спросила она.

Энн почти засмеялась.

– Разумеется, я злюсь, – ответила она. – Но это не значит, что я хочу, чтобы ты ушла. Это не значит, что я больше о тебе не забочусь.

Хезер опустила взгляд на свои руки. Ей снова стало тяжело говорить. На секунду ей показалось, что она поняла что-то очень важное, поняла истинное значение любви – простой, чистой и ничего не требующей взамен.

– Что будет дальше? – спросила она спустя минуту.

– Я не знаю. – Энн взяла Хезер за руку и сжала ее. – То, что ты напугана, – это нормально, – сказала она тихо, будто бы говорила по секрету.

Хезер вспомнила о Бишопе и о ссоре с Нэт. Она вспомнила обо всем, что случилось с ней этим летом, обо всех изменениях, обо всем напряжении и странных переменах, как будто ветер теперь дул совершенно с другой стороны.

– Я все время боюсь, – прошептала она.

– Только глупцы ничего не боятся, – ответила Энн. – Не бояться – не значит быть храбрым. – Она встала. – Пойдем, я поставлю чайник. Чай уже совсем остыл.

В полиции Бишоп сознался практически во всем. Его допрашивали добрых три часа, а затем, наконец, отпустили домой к отцу до вынесения официальных обвинений.

Но он солгал об одном. Игра еще не кончилась. Оставалось еще трое игроков.

Настало время финального испытания.