Сезон воронов - Соня Мармен (2013)

Мне пришлось отодвинуть свой стул, чтобы оказаться от этого чрезмерно смелого господина подальше. Тогда под общий хохот комендант юркнул под стол. Не смеялся только Тернер. Полузакрыв глаза и изобразив на лице улыбку, он внимательно наблюдал за мной. Стюарт между тем запутался в скатерти и потянул ее на себя. Полные бокалы на столе угрожающе закачались. Однако он вовремя нашел опору в виде моих коленей и сжал их. Я услышала его смех.

– Ха-ха, Джоан, дорогая! Вы станете моей музой! – объявил он с прежним апломбом. – Этой ночью, с вами, я потешу себя…

Он наградил меня улыбкой, с какой изголодавшийся волк смотрит на кусок свежего мяса, и добавил:

– И вас потешу тоже!

«Это мы еще посмотрим!» Я улыбнулась ему в ответ. Его пальцы стали подниматься вверх по моим бедрам, и мне вдруг до сумасшествия захотелось свернуть ему шею. Но пришлось сдержаться. Не сейчас, еще будет время…

– Ах, госпожа! – воскликнул он, переходя на довольно-таки приличный французский, и приложил руку к груди на манер средневековых рыцарей. – Я хочу умереть за твою красоту, о госпожа, за эти прекрасные глаза, пленившие меня, за этот нежный смех, за этот поцелуй, благоухающий амброй и мускусом, – за поцелуй богини…

– Это из Ронсара! – воскликнула Клементина. – Продолжайте, господин комендант, эти стихи великолепны! Я обожаю французских поэтов, хоть и не понимаю, о чем они поют! Сами слова звучат как музыка!

Комендант посмотрел мне в глаза своими карими с золотистым отливом глазами и продолжил сладким голосом:

– Я хочу умереть за эту…

На покрасневшем лице отразилось легкое замешательство, и он прикоснулся к одной из завитых прядей, обрамлявших мое лицо.

– …черную косу, за округлость этих чрезмерно целомудренных персей, – продолжал он, соскальзывая похотливыми пальцами к кромке корсажа.

Я уже готова была оттолкнуть эти праздные нескромные руки, когда они вдруг нашли и сжали мои пальцы.

– …за строгость этой ласковой руки…

Он крепко стиснул мои обветренные, натруженные руки, поднес их к губам, а потом галантно – к своему сердцу, и закончил свое пикантное выступление тем же тоном под улыбки остальных гостей.

– …она исцеляет и благословляет меня. Ах! Я хочу умереть за белизну этой кожи, за этот голос, своей мелодичностью околдовавший мое сердце… и пленивший его навсегда. Я хочу умереть в любовной схватке, напоив любовь кровью, которая кипит во мне всю ночь, когда я в твоих объятиях…

Сжимая одной рукой мою руку, другую он выразительно вскинул вверх и поклонился слушателям. Последовали восклицания восторга и бурные аплодисменты. Я осталась сидеть на стуле, красная от досады и смущения. На пальце коменданта я разглядела кольцо-печатку и теперь не могла отвести от нее глаз. «Пора начинать охоту, Кейтлин!»

И правда, пришло время действовать. Я повернулась к «Ронсару» и, ловко сунув ему под нос свое декольте, шепнула на ухо медоточивым голоском:

– Час поздний, и мне пора домой. Не могли бы вы проводить меня, господин лейтенант-полковник?

Несколько секунд он смотрел на меня с озадаченным видом, потом смысл моей просьбы проник в его одурманенный алкогольными парами разум. Наконец он улыбнулся, показав неровные, но хорошо ухоженные зубы, и, чуть покачиваясь, встал.

Клементина едва заметно улыбнулась мне и послала слугу за моим капором. Она вышла проводить меня в прихожую. Отправив Стюарта за каретой, мы тихо беседовали, когда я спиной ощутила чей-то обжигающий взгляд. Мое сердце оборвалось. Я знала, что это снова Тернер. Я так боялась, что за ужином он расскажет гостям, кто я на самом деле, но он этого не сделал. Это было странно и могло значить лишь одно: полковник что-то задумал. Тернер был человеком опасным, это я поняла еще двадцать лет назад. И сейчас он наверняка гадал, какое дело могло привести меня в Эдинбург во время восстания.

– Ваш брат по-прежнему живет в Эдинбурге? – неожиданно спросил он, глядя мне в спину.